Василий Ардаматский - Две дороги

Судя по обвинительному заключению, его противники понимают свою задачу упрощенно. У них в руках улики, которые дают им основания надеяться свести все дело к самому вульгарному шпионажу, — суду надо будет только публично подтвердить уже известные факты. Но теперь им предстоит нечто более трудное — не дать вовлечь суд в исследование самого понятия государственной измены. В обвинительном заключении неосторожно говорится о симпатиях обвиняемого к русским и о его антигерманских настроениях. Это дает ему даже чисто формальное право высказать все, что он думает о нынешней гибельной политике болгарских властей. Впрочем, он сказал об этом и без всякого повода. Суд обвиняет его в государственной измене, и, объясняя, почему он не признает себя виновным в этом, он неизбежно должен говорить о своем понимании патриотизма. Его патриотизм исключает возможность считать изменой тревогу за судьбу России. В такой измене можно обвинить подавляющее большинство болгар. И судьи не могут не понимать, что ему гораздо легче объяснить и оправдать свои симпатии к России, чем им свои к фашистской Германии.

Наконец, его обвиняют в том, что он получал какое-то денежное вознаграждение, — составители акта, по-видимому, не могли себе представить, что даже тут могло обходиться без корысти. Долговые справки из банков помогут ему опровергнуть и это обвинение.

Младенов закончил чтение обвинительного заключения. Он торопливо отложил его в сторону и, взяв со стола другую папку, объявил, повысив голос:

— Зачитываю свидетельские показания господина Флориана.

Флориан!

Заимов прикрыл глаза, и перед ним, в который уже раз, в мельчайших подробностях возник тот вечер — 16 марта, когда он впервые увидел этого человека.

Быстро сгущались сумерки. С делами было покончено, и он уже собирался домой. В кабинет зашел Марко Пирумов — работник его конторы, изготовлявший упаковочные коробки для магазинов. Его торгово-посредническая контора «Славянин» занималась и таким коммерческим делом. Марко был типичный мастеровой, простой, честный человек, которому Заимов доверял, хотя и не посвящал его в свои тайные дела. Он вообще считал мастера человеком, далеким от всякой политики.

Вот и тогда мастер зашел сказать, что магазины перестали брать коробки («нечего в них упаковывать») и что подвал конторы завален ими.

Заимов ответил, что рано или поздно торговля в стране наладится и коробки пойдут в ход.

— Вы действительно думаете, наладится? — поднял густые брови Пирумов, внимательно смотря на него глубоко запавшими черными глазами.

— Все наладится в свое время.

Пирумов ответил угрюмо:

— А по-моему, все катится в пропасть... и мы с вами тоже.

— Нельзя так мрачно смотреть на будущее.

Некоторое время Пирумов сидел, опустив голову, и вдруг выпрямился, достал из кармана мятую бумажку и протянул ее собеседнику.

Это была листовка коммунистов. Вверху листовки крупными буквами: «Спасем Болгарию от национальной катастрофы», и внизу подпись: «ЦК Болгарской компартии». Заимов знал эту листовку — еще на прошлой неделе кто-то положил такую же в его домашний почтовый ящик. Листовка беспощадно разоблачала предательскую политику продавшегося Гитлеру правительства и звала болгарский народ к активной борьбе с фашистами, звала спасать свою страну от национальной катастрофы. Листовка пришлась ему по душе, он и сам, особенно после поражения немцев под Москвой, все чаще думал, что настала пора более смелого обращения к народу. Болгария уже не та, что была полгода назад, когда первые успехи немцев повергли в апатию даже честных людей.

— Что же вы думаете об этом? — спросил он, возвращая мастеру листовку.

— Кабы знать, что делать, — неопределенно ответил Пирумов.

— Хорошо уже то, что вы хотите знать.

Пирумов улыбнулся.

— Один лысый бобыль всю жизнь хотел жениться, да так и не узнал, как это делается.

Пирумов встал и, протянув руку, сказал серьезно:

— А коммунисты знают, что делать. Знают.

Мастер ушел, а он долго еще сидел за столом и взволнованно думал о том, что произошло.

С того вечера, когда он на приеме в советском посольстве познакомился с русским полковником Сухоруковым, миновали годы, и все, что происходило с ним за это время, подтверждало правильность услышанного им тогда совета — ищите силы в народе. Вот и сейчас пришел к нему еще один человек из народа, протянул ему свою руку, а если задуматься, так вручил и свою жизнь.

Он сам уже не думает о коммунистах как о мечтателях-идеалистах. Он уже знает многих лично, видел их в деле, и его потрясала их спокойная готовность к самопожертвованию. Он гордился, что в этой борьбе он вместе с коммунистами, но последнее время все чаще задает себе вопрос: верят ли коммунисты ему до конца, как верит им он?

Ответить на это ему нелегко. Еще несколько лет назад коммунисты предложили ему выставить свою кандидатуру на выборах в парламент, чтобы отстаивать там их политические и экономические требования. Он принял это предложение и, навлекая на себя грозную опасность, стал активным пропагандистом их программы. Но перед самыми выборами те же коммунисты предложили ему снять свою кандидатуру, мотивируя это тем, что они не хотят ставить его под удар усилившегося в стране террора. Чем была вызвана эта забота о нем? Может быть, они не верили, что он выстоит перед серьезным испытанием? Сами они продолжали борьбу, не считаясь с возросшим террором. Однако позже, когда он предпринял издание собственной газеты «Воля», коммунисты снова поддержали его, помогали ему находить наиболее точные оценки политических событий. И это снова было не очень определенно, они только помогали, но он не был с ними вместе.

Но разве коммунисты не обратились к нему за помощью, когда им понадобилось создать в Софии тайный центр для связи их чехословацких товарищей с Москвой? Он понимал, что это очень важное и очень опасное дело, но бесстрашно за него взялся, и вскоре созданная им конспиративная квартира в доме два по бульвару Тотлебена стала мостом между антифашистским подпольем Чехословакии и Москвой. По этому мосту сумел уйти от погони видный чехословацкий коммунист Ян Шверма.

Он помог коммунистам в организации партизанской войны, и ему была передана из Москвы благодарность Георгия Димитрова. Тогда же ему предложили покинуть Болгарию и перебраться в Советский Союз. И снова та же мотивировка: он подвергается здесь смертельной опасности. Но сами-то коммунисты оставались в Болгарии, не думая об опасности. Он тогда отклонил их предложение не без чувства обиды за то, что они, как ему показалось, усомнились в его готовности мужественно встретить любую опасность.