Валентин Бережков - С дипломатической миссией в Берлин

Небольшая группа дипломатов в середине дня отправилась на машинах в Стамбул, а вся советская колония выехала туда поездом.

В Стамбул мы прибыли поздно вечером. Уже стемнело, улицы были пустынны. Освещенные яркой луной блестели минареты мечетей. Остановились мы в помещении советского консульства, здание которого окружено старинным парком. Следующий день был посвящен последним формальностям, связанным с эвакуацией советских граждан на Родину. В порту стоял белоснежный теплоход «Сванетия», который служил местом кратковременного отдыха для прибывших из Германии советских граждан. Мы же — группа советских дипломатов — выехали поездом в Анкару. Прежде чем сесть в ночной экспресс, нам надо было пересечь на катере Босфор. В тот вечер водное пространство, отделяющее Европу от Азии, было спокойным. Заходившее солнце освещало воды Босфора в розовато-свинцовый цвет. По мере того как мы удалялись от берега, все выше поднимался величественный купол и минареты Айя-София — крупнейшей стамбульской мечети, замечательного памятника византийской архитектуры.

В Анкаре нас ждал специальный двухмоторный советский самолет…

Сделав круг над крышами Москвы, наш самолет приземлился в Центральном аэропорту — там, где теперь находится главная вертолетная станция. Была вторая половина солнечного летнего дня. Когда затихли моторы и мы сошли по трапу на зеленую траву аэродрома, трудно было сдержать волнение. Царившая кругом тишина казалась обманчивой. Все это время мы только и думали о том, что наша страна дни и ночи ведет жесточайшую битву. А тут пахло разогретым на солнце клевером, над полем мирно вились жаворонки. Но уже Ленинградское шоссе встретило нас грозными приметами войны. Сразу же бросился в глаза укрепленный на торце одного из зданий плакат — строгое лицо русской женщины, в поднятой руке — текст военной присяги и надпись: «Родина-мать зовет». Несколько раз наша машина обгоняла нестройно марширующие ряды ополченцев. Фасады домов причудливо раскрашены зелеными и коричневыми разводами, оконные стекла заклеены крест-накрест полосками бумаги. Так в первые же часы Москва предстала перед нами в суровом военном облике.

Ночью всех жильцов нашего дома поднял на ноги воздушный налет. Женщины и дети поспешили в подвал, мужчины поднялись на крышу. Мои первые трофеи: две небольшие зажигательные бомбы, потушенные в ведре с песком.

На следующий день — воскресенье — с утра вызвали на работу в МИД. Надо было срочно разобрать привезенную нами дипломатическую почту. Каждый час курьер приносит из ТАССа бюллетени с сообщениями телеграфных агентств. Большинство из них касается положения на советско-германском фронте. Чувствуется, что весь мир, затаив дыхание, следит за титанической схваткой на бескрайних просторах от Баренцева до Черного моря. Перерыв удается сделать лишь вечером. Иду обедать в ресторан «Метрополь». В огромном зале полно народа. Много военных. Но в остальном все, как в мирное время.

Ночью продолжаем разбор почты. Составляем справки и записки о последних днях пребывания советской колонии в Берлине. Около полуночи снова воздушная тревога. Отправляюсь на площадь Дзержинского — там в метро оборудовано бомбоубежище. Люди не спеша, с суровым спокойствием спускаются вниз. На платформах и путях многие уже расположились на ночлег. Больше всего пожилых людей с детьми. Тут не слышно ни выстрелов зениток, ни разрывов бомб, и дети спят спокойно.

Наконец раздается сигнал отбоя. Возвращаюсь на работу. Небо на востоке уже заалело. Из моей комнаты на четвертом этаже здания Министерства иностранных дел на Кузнецком мосту хорошо видно, как в Замосковоречье горит какой-то дом. Черный дым столбом поднимается в розово-зеленое небо. В четыре утра отправляюсь домой. Маленький серый «Москвич» — самая первая модель советской малолитражки, только что выпущенный и совсем не похожий на современного «Москвича», мчится по пустынным улицам. Дважды нас останавливает военный патруль, проверяет документы. Несколько часов тревожного сна, и в 9 часов — снова на работу.

Из работников аппарата МИД формируется отряд ополченцев. Каждый вечер ходим в парк в Марьиной роще на военные учения. Стрелковые занятия проводим за городом. Трижды в неделю ездим на электричке за 40 километров по Ярославской дороге. Там на опушке небольшого леса — стрельбище. Лежа в окопчиках, стреляем из винтовок боевыми патронами по фанерным мишеням.

На площади Революции, напротив входа в метро, выставили на всеобщее обозрение немецкий бомбардировщик «Юнкере». Он сбит на подступах к Москве. Видимо, упал на мягкое поле или спланировал. Самолет почти не поврежден, только немного помят фюзеляж и надломано одно крыло. Тут же несколько больших фугасных авиабомб. Они не разорвались, были обезврежены и сейчас экспонируются здесь, в центре Москвы. Прохожие останавливаются, смотрят на фашистский самолет с черными зловещими крестами. Слышатся замечания:

— Молодцы наши зенитчики, приземлили такую махину. Значит, можем мы бить гитлеровцев. Мы им еще покажем…

Но немцы не прекращают своих ночных налетов. Несмотря на упорное сопротивление наших войск, они все дальше продвигаются на Восток. В военных сводках Советского информбюро появляются новые названия городов, новые направления вражеских ударов. Фронт медленно приближается к Москве. Теперь все понимают, что война будет длительной, что предстоят долгие, долгие месяцы упорных боев.

За эти первые недели войны Москва уже многому научилась. Усилилась оборона столицы. Каждый вечер высоко в небо поднимаются на стальных тросах аэростаты заграждения. Огонь зениток заметно усилился. Команды по борьбе с зажигательными бомбами работают безотказно. Пожаров гораздо меньше. Город стал строгим, подтянутым. Он как бы олицетворяет решимость советских людей к борьбе с врагом, веру народа в конечную победу.