Николай Молчанов - Жан Жорес

Самая крикливая из них связана с именем Гюстава Эрве. Этот учитель из департамента Ивонн, бывший анархист, еще в 1901 году напечатал статью, посвященную годовщине битвы при Ваграме. Он решительно осуждал традиции бонапартистского милитаризма и предложил отметить годовщину тем, чтобы, собрав в казармах все отбросы и весь навоз, построить перед этой кучей солдат и при звуках военной музыки водрузить на навозе французское знамя. Этот эффектный и претенциозный образ вызвал целую бурю. Гюстав Эрве, мастер крайне хлестких фраз, повел шумную антимилитаристскую кампанию. Он заявил, что социалисты должны ответить на любую войну забастовкой и восстанием,

Жюль Гэд, со своей стороны, считал, что борьбу с войной вообще вести не следует, поскольку войны — неизбежный спутник капитализма. Он отвергая идею антивоенной всеобщей забастовки.

Гэд выступал за революцию, но только в мирное время. В случае войны революционеры должны при любых обстоятельствах защищать родину. Как всегда, ультрареволюционность и догматизм превращались в свою противоположность, в данном случае в шовинизм.

На конгрессах социалистов в Лиможе в 1906 году и в Нанси в 1907 году Жорес предложил политику, в которой он стремился сочетать предотвращение войны, социалистическую революцию и уважение к национальным интересам. Жореса поддержал Вайян, и ему удалось повести большинство социалистов за собой. Однако его линия еще не была совершенно четкой и ясной. Ему приходилось как-то лавировать между Гэдом и Эрве. Гэдовский революционный шовинизм совершенно не годился. Но, конечно же, он не мог согласиться и с Эрве. Однако в анархистской позиции этого чемпиона «неловкости» он находил один полезный момент — революционную борьбу с войной. К тому же позиция Жореса складывалась еще во многом интуитивно. Словом, он нуждался в каком-то внешнем толчке, нуждался в поддержке, чтобы окончательно найти правильный путь.

Жорес получил эту поддержку от Ленина. В августе 1907 года вождь большевиков впервые участвовал в работе конгресса Интернационала, состоявшегося на этот раз в Штутгарте. То, к чему Жорес шел в значительной мере ощупью, Ленин четко определял с помощью революционного марксизма. И знаменательно, что позиция Жореса оказалась довольно близкой к ленинским взглядам. В Штутгарте было представлено четыре резолюции: Жореса, Бебеля, Гэда и Эрве. Две последние, по мнению большевиков, а также и Жореса, совершенно не подходили. Проекты Жореса и Бебеля нуждались в улучшении. Ленин и Роза Люксембург, проводившие активную революционную линию, решили взять за основу текст Бебеля, хотя он также нуждался в коренном преобразования. Здесь играли роль чисто тактические соображения. Германская социал-демократия пользовалась в Интернационале большим влиянием, и отвергнуть ее резолюцию значило бы резко затруднить утверждение правильной линии. К тому же Жорес в глазах многих социалистов еще носил на себе печать министериализма. Ведь на предыдущем конгрессе, в Амстердаме, он был в роли обвиняемого. Жорес понимал это и сам поддержал тактику Ленина, не настаивая на своем проекте. Потребовалось немало усилий, чтобы заставить Бебеля согласиться на революционную трансформацию его резолюции. Бебель упорно не признавал необходимости революционных действий, не соглашался с ленинской поправкой, призывавшей в случае войны использовать кризис, чтобы ускорить крушение капитализма. Жорес действовал очень активно и косвенно помог Ленину. Луначарский, участник конгресса, говорил, что Жорес оказался там «настоящим героем дня».

Вообще 1907 год явился для Жореса годом знаменательного поворота. Если раньше вся его деятельность так или иначе связана с радикалами, с левобуржуазной интеллигенцией, то теперь он решительно поворачивается к революционно-пролетарской политике и тактике. Мадлен Рибериу, руководитель французского «Общества жоресистских исследований», писала в 1984 году, что тогда произошел «вираж Жореса», который выразился в том, что он «разрывает с французской интеллигенцией, которая была на его стороне в деле Дрейфуса, но которая отказалась от союза с революционными рабочими». Поворот, совпавший со Штутгартским конгрессом, отразился во всех сферах его деятельности. Но особенно резко он сказался в борьбе Жореса за мир и в том, что эта борьба служила для него важнейшим проявлением революционных устремлений.

Из Штутгарта Жорес вернулся окрыленным. Сразу после конгресса он выступает с большой речью в том же зале Тиволи, где он два года назад произнес знаменитую речь о войне и мире в связи с франко-германским кризисом из-за Марокко. Интересно сравнить эти две речи. После Штутгарта взгляды Жореса стали значительно революционнее, здесь уже почти нет тех иллюзий, которых немало проявилось в речи 1905 года. К тому же Жорес выступает теперь от имени Интернационала. Он решительно подчеркивает это, называя конгресс в Штутгарте первостепенным историческим событием. На митинге, организованном социалистической федерацией Сены, много сторонников Эрве. Жорес поэтому, отстаивая штутгартские решения, одновременно показывает их неизмеримое превосходство над трескучей фразеологией эрвеизма.

— Резолюция Штутгартского конгресса, — говорит Жорес, — с одной стороны, изумительно точная, содержательная и ясная резолюция, а с другой стороны, она находится в абсолютном соответствии и в полной гармонии с мнением Французской социалистической партии… Интернационал указал пролетариям, что теперь, когда они стали неизмеримо сильнее, они более не вправе, пассивно вздыхая, глядеть на козни деспотов и капиталистов против мира, но обязаны со всей решительностью действовать — действовать и парламентским и революционным путем, чтобы раздавить в зародыше очаги губительных войн.

Жорес не ограничивается простым повторением формул Штутгарта. Они, естественно, носят общий, принципиальный характер. Он выдвигает конкретную, реальную тактику. Ведь начало войны может выглядеть так, что Франция в глазах ее населения окажется жертвой нападения. Агрессивная политика Вильгельма II делала это очень вероятным. И тогда возникнет замешательство, начнутся колебания среди социалистов. Надо устранить основание для экивоков. Пролетариат должен в решающий момент иметь совершенно ясную картину. Жорес учитывает силу националистических настроений своих соотечественников. Надо заставить правительство до конца обнажить свою политику, прикрываемую миролюбивыми фразами.

— Правительства говорят друг другу, — продолжает Жорес, — что им лучше поспешить с фабрикацией по своему способу хорошенького маленького мира… допускающего некоторое число войн (смех и аплодисменты), чтобы помешать пролетариату превратить мир в реальность.