Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

Когда я увидел, как он бегает по корту с больной ногой, я тоже включил «форсаж» на полную мощь. И мы действительно врезали! И сыграли на подъёме целых шесть сетов. Я к этому времени выдохся и говорю:

— Юрий Михайлович, всё, аут! Я уже больше не могу.

— Да ладно тебе! Сейчас мы их всех «причешем»!

Но я всё же отпросился под предлогом, что у меня вот-вот сведёт ногу. А Юрий Михайлович всё-таки доиграл до полной победы с кем-то другим. Этот случай меня просто поразил. Я и сам человек физически довольно крепкий, но выносливость Лужкова меня просто удивляет. Постучу по деревяшке: дай бог ему такого же здоровья и дальше!

Однажды к нам в клуб пришёл известный хоккеист Павел Буре. Оказалось, что он неплохо играет в теннис. У него хорошая скорость и, разумеется, отличная физическая подготовка, к тому же он молод. Сначала я играл в паре с Володей Малышковым, а он — с Лёней Тягачёвым. Кстати, Володя Малышков известен не только тем, что занимает пост министра Правительства Москвы и хорошо играет в теннис, он вообще человек незаурядный. Он великолепный музыкант, а песни в его исполнении — образец артистизма, которому могут позавидовать многие эстрадные певцы. Но вернёмся к теннису. Позже пришёл Юрий Михайлович и стал играть в паре с Пашей. И так получилось, что играли они два дня подряд. Потом я встретил Павла на очередном заседании клуба, и он мне пожаловался:

— Вы знаете, я после игры с Юрием Михайловичем целый день пролежал. Два дня мы с ним играли, прихожу на третий — а он опять… Это невыносимо! Я просто рухнул на кровать и дрых целый день, потому что сил уже никаких не оставалось…

Конечно, Лужков — человек эмоциональный, и даже несмотря на психологическую устойчивость, его силы тоже имеют предел. Это показал 92-й год, когда на него стали оказывать давление президентские структуры, которые через средства массовой информации развязали против него кампанию. Юрий Михайлович перенёс микроинфаркт. Мы все за него очень переживали, думали, что он надолго выбит из рабочей колеи. Но могучее здоровье позволило ему быстро встать в строй. К нашему удивлению и радости, он вскоре вышел и на футбольное поле. Правда, поначалу ему разрешали только судить игру, и то с кардиографом, привязанным на груди.

Судейство его — разговор отдельный. До Лужкова у нас на поле царил хаос. Любой судья был самым несчастным человеком на поле, ему доставалось со всех сторон, все обвиняли его в том, что он ничего не понимает в футболе. Контингент-то игроков у нас особый — в основном это люди, занимающие высокие посты в Правительстве Москвы. И только когда с судейским свистком на поле вышел Юрий Михайлович, наконец-то установился порядок. Обсуждать решения судьи никому не разрешалось, их никто не оспаривал. Он успевал следить за ходом игры и действиями игроков. В то же время, если ему указывали на допущенную ошибку, он умел признать её и поменять своё решение. Но такое случалось редко. Игры наконец-то вошли в более спокойное русло.

Именно в тот период я посоветовал Юрию Михайловичу обратиться к хорошему врачу и массажисту Леониду Гридину, великолепному мастеру своего дела, который и помог ему быстро восстановиться. И потом Юрий Михайлович при необходимости не раз обращался к его помощи.

В дни политического кризиса в октябре 1993 года, когда страна оказалась буквально на пороге гражданской войны, я узнал Лужкова ещё с одной стороны. В той сложной ситуации он показал себя человеком мужественным, волевым, способным к принятию мгновенных решений и не боящимся взять ответственность на себя.

Наверное, многие ещё помнят события того памятного октября. Здание мэрии на Тверской было взято под охрану заговорщиками, внутрь было приказано никого не пропускать. А ведь именно там находился рабочий кабинет мэра, именно там располагался центр управления нашим огромным городом.

Обстановка накалялась с каждым часом. А тут ещё, совершенно не думая о последствиях, о том, чем могут обернуться его жалкие зазывания, Егор Гайдар обратился к народу с призывами идти к мэрии. В тот критический момент, когда многое зависело именно от его позиции, Юрий Михайлович принял единственно приемлемое для него решение. Он сам, в сопровождении лишь нескольких человек, приехал в мэрию, решительно прошёл мимо буквально остолбеневшей охраны в свой кабинет и энергично взял ситуацию под свой контроль, сумев переломить её. Это был шаг безусловно мужественного человека, ибо его жизни грозила реальная опасность.

Прежде всего, во избежание кровопролития, он дал указания ни в коем случае не скапливать народ у мэрии, а вибрирующему Гайдару, который, видимо, мысленно уже попрощался со всем, что имел, Юрий Михайлович спокойно сказал:

— Егор Тимурович, идите домой. А мы здесь без вас сами разберёмся.

В эти октябрьские дни к зданию мэрии пробиться было практически невозможно. Но мы с моим товарищем всё же сумели туда пробраться. Приёмную Лужкова охранял всего один, правда, весьма внушительного вида, спецназовец. Там же находились несколько ребят с автоматами и пистолетами из личной охраны мэра во главе с Володей Шукшиным. Мы вошли в кабинет Лужкова, и я в течение нескольких часов наблюдал, как он хладнокровно и чётко отдавал указания и распоряжения в то время, когда обстановка была ещё далека от стабильности. И я подумал, что будь у него военное образование, наша страна в его лице имела бы очень сильного военачальника. По всему было видно, что он делает всё возможное, чтобы избежать кровопролития, больших человеческих жертв.

Лужков вообще политик, редкий по своим дарованиям. Многие наши политики знают, допустим, как сотворить подковёрную интригу, «спуртануть» перед президентом или народом, эффектно провести какое-нибудь мероприятие. Но руководителей, способных на каждодневную кропотливую созидательную деятельность, у нас мало.

Давно известно, что власть легче завоевать, чем удержать. Управлять огромным мегаполисом, каким является Москва, проводить в нём социальные и экономические реформы, поддерживать развитие производства в то время, когда во всей стране оно разваливается, следить за порядком в городе — и так изо дня в день на протяжении многих лет — может только человек, обладающий большой политической волей, сильным характером и незаурядными организаторскими способностями. Все эти качества в полной мере присущи Лужкову.

У многих, включая меня, Юрий Михайлович вызывает глубокое уважение, но у него много и недоброжелателей, которых он раздражает, — и тем, что не боится иметь и отстаивать свою точку зрения, и тем, что в городе он настоящий хозяин, и тем, что неуёмно энергичен. Конечно, кому-то он может нравиться, кому-то — нет, но то, что он личность, — думаю, бесспорно.