Уильям Таубман - Хрущев

Его опасения начинались с самого прибытия. Хрущев возглавлял и советское правительство, и коммунистическую партию, но для паритета с Эйзенхауэром требовалось, чтобы его принимали как главу государства. Американцы заверили, что так и будет; но Хрущев продолжал опасаться, что ему не окажут всех положенных по протоколу почестей, и это «нанесет нам моральный урон». На всякий случай он передал через Меньшикова предупреждение (будь у советского посла хоть немного здравого смысла, он не стал бы передавать его дальше): Эйзенхауэра в Москве примут точно так же, как Хрущева в Вашингтоне 76.

В расписании маршрута, который прислал из Москвы в Пицунду Громыко, значились переговоры в Кемп-Дэвиде. «Кемп-Дэвид? — подозрительно повторил Хрущев. — Что это?» Громыко не знал, что это такое, и просто перевел: «Лагерь Дэвид» 77. — «Что еще за лагерь?! — воскликнул Хрущев. — Почему переговоры не будут проводиться в столице?» Пришлось навести справки в Вашингтоне: выяснилось, что Кемп-Дэвид — дача президента в Мэриленде.

Много лет спустя Хрущев рассказывал об этом недоразумении, желая показать, как мало знали друг о друге обе стороны. Однако есть в его словах любопытный оттенок. Что, если, спрашивал он себя, Кемп-Дэвид — это «место, куда приглашают людей, которые не внушают доверия», «вроде какого-то карантинного учреждения, так что там только президент и будет со мной встречаться»? Ему приходили на ум Принцевы острова в Мраморном море, неподалеку от Стамбула, «место, где собирают бездомных собак» и где в 1919 году встречались с советской делегацией представители стран Запада 78.

Беспокойство вызывали и другие организационные моменты. Кто будет сопровождать Хрущева в Америку? На чем они полетят? В какое время прибудут? Некоторые кандидатуры (например, Громыко) сомнений не вызывали; но Хрущев хотел еще взять с собой лучшего из советских писателей, чтобы придать делегации культурную значимость. Лучшим современным писателем он считал Шолохова, но Шолохов злоупотреблял спиртным. Прежде Хрущев не хотел выпускать его за границу, говоря: «Мы не уверены, что ты не споткнешься и тем самым не нанесешь урон не только себе, но и всей нашей стране». Однако в Великобритании и Скандинавии Шолохов вел себя вполне прилично, так что решено было его взять 79.

Брать ли с собой семью? Вообще говоря, это было не принято. «Сталин очень ревниво относился к тому, если кто-нибудь брал с собой жену», — вспоминает Хрущев. И сами члены Президиума считали это «не то роскошью, не то чем-то обывательским, но не деловым актом». Однако Микоян, уже побывавший в Америке, выступал за присутствие Нины Петровны — отчасти, возможно, потому, что полагал, что присутствие жены окажет на вспыльчивого Хрущева успокаивающее действие. Микоян сказал, вспоминает Хрущев: «Я предложил бы, чтобы Хрущев взял с собой Нину Петровну и включил в делегацию также других членов семейства. Это будет хорошо расценено американскими обывателями, и это лучше для нас». Посол и миссис Томпсон с ним согласились, и Хрущев взял с собой не только жену, но и детей Юлию (дочь от первой жены), Раду, Сергея, Елену и внучку Юлию, которую он и Нина Петровна воспитывали как дочь.

На каком самолете лететь? Ил-18 требовал дополнительной посадки для дозаправки. Новый самолет Ту-114 способен был преодолеть расстояние от Москвы до Вашингтона без дозаправок, но первый его полет на дальнее расстояние был совершен только в мае, и после этого в моторе обнаружились микротрещины. Несмотря на возражения членов Президиума, министра обороны Малиновского и собственного личного пилота, Хрущев настоял на том, чтобы лететь на новом самолете. Он помнил триумфальное появление Ту-104 в Лондоне в 1956-м и рассчитывал на еще большую сенсацию в Вашингтоне. Летом Козлов уже летал в США на этом самолете — и что же? У американцев не нашлось для него ангара с достаточно высоким потолком! «Вы посмотрите! Вот на что мы способны, — восхищался Хрущев, когда узнал об этом. — Пусть увидят, что мы можем!» Едва ли он знал — и никто не осмелился ему сказать — что необыкновенная высота самолета была вызвана желанием конструктора уберечь моторы от попадания камней и грязи с неухоженных взлетных полос советских аэродромов. Ему было известно только, что самолет Туполева — самый высокий в мире 80.

Сам Туполев горячо поддерживал Хрущева и даже отправил вместе с делегацией своего сына Алексея, чтобы доказать надежность своего творения. «Мы не сообщали, что с нами летит сын Туполева, — вспоминал Хрущев, — потому что это потребовало бы объяснений и могло нанести ущерб нашему престижу» 81.

Важно было прибыть вовремя. «Было рассчитано время пребывания в воздухе. Определили час вылета из Москвы, чтобы прибыть в США тоже к назначенному часу… В Вашингтоне будет подготовлена грандиозная церемония, поэтому надо не опаздывать, но и не спешить. Если подлетим раньше, то можно будет в воздухе сделать несколько лишних кругов, чтобы дотянуть до обусловленной минуты. Но если запоздаем, то нанесем ущерб нашему престижу» 82.

Нервозность Хрущева была скрыта от чужих глаз: на публике он старался вести себя спокойно и с достоинством, как подобает руководителю великой державы. Однако на пресс-конференции 3 августа он дважды сорвался. Когда репортер процитировал высказывание Аденауэра, заявившего, что теперь Хрущев увидит, как сильны США, Хрущев отрезал, что перед Америкой «колени гнуть не станет», а Аденауэра назвал «дряхлым» и «больным человеком». Другой репортер спросил: будет ли Эйзенхауэр во время ответного визита приглашен на советские ракетные базы? Хрущев почувствовал в этом вопросе подтекст: «Не хотите ли вы напугать Айка советской мощью?» — и резко ответил: «Вы стараетесь придать нашей встрече дурной оттенок». Если он пригласит Эйзенхауэра на ракетную базу, добавил Хрущев, президент будет иметь полное право спросить: «Что это, он запугать меня хочет?»

В конце пресс-конференции Хрущев попросил у журналистов «снисхождения», если он «оговорился, неточно выразился». Он лишь хотел сказать, что советская делегация едет в Америку «с открытой душой и чистым сердцем». Если «какое-либо из моих сегодняшних высказываний может быть воспринято в ином духе, то прошу обращаться ко мне, и я разъясню, что имелось в виду, потому что я не хочу, чтобы агрессивные силы могли использовать что-либо из сказанного здесь в интересах усиления холодной войны» 83.

Наконец, 15 сентября, в семь часов утра Ту-114 отправился в путь. Через двенадцать часов он должен был приземлиться на военном аэродроме Эндрюс близ Вашингтона. Кроме Хрущева и его спутников, в особом, отгороженном углу салона летели специалисты-механики: с помощью специального аппарата, напоминающего помесь стетоскопа с электрокардиографом, они проверяли пульс моторов. Зеленый огонек на аппарате означал, что все в порядке, красный был сигналом тревоги 84.