Джон Андерсон - Че Гевара. Важна только революция

Тем временем пришли печальные новости о действиях никарагуанских повстанцев, находившихся под патронажем Че. Группировкой, насчитывавшей пятьдесят четыре человека, в которой помимо никарагуанцев были и кубинцы, руководил назначенец Че — бывший офицер национальной гвардии Никарагуа по имени Рафаэль Сомарриба. В нее также входил друг Гевары Родольфо Ромеро. С начала июня члены группировки стали покидать Кубу и поодиночке перебираться в Гондурас, где их направляли на ферму неподалеку от границы с Никарагуа; в ночь с 12 на 13 июня личный пилот Че Элисео де ла Кампа привел к ним самолет, груженный оружием. Через три недели они пересекли границу, но, по-видимому, стали жертвой чиватасо, поскольку в одном из ущелий угодили в засаду, устроенную совместно гондурасскими и никарагуанскими военными. Девять человек, в том числе один кубинец, были убиты, а все выжившие попали в гондурасскую тюрьму. Через несколько недель, однако, их отпустили. По словам Ромеро, это произошло благодаря тому, что президент Гондураса Вильеда Моралес был «почитателем Че», а глава его службы безопасности, женатый на никарагуанке, — ярым противником Сомосы. Ромеро вернулся в Гавану. Вскоре после возвращения из своей заграничной командировки Че вызвал Ромеро для разговора.

«Он был очень зол, — вспоминал Ромеро. — Особенно когда я рассказал ему, как они нас отымели». Ромеро свалил вину за фиаско на «глупость» Сомаррибы, который повел их в ущелье, где на них легко было устроить засаду. «Реакцией Че было: "Да, все эти думающие о карьере военные — просто говно"». По настоянию Че Ромеро нарисовал ему схему засады, чтобы показать, как именно было дело, и Че прокомментировал это словами: «Чудо, что вы вообще выжили».

Впоследствии контакты Ромеро с Че стали куда более редкими. Было решено, что, прежде чем пускаться в новую партизанскую кампанию, никарагуанцам следует пройти более серьезную подготовку. Ромеро с несколькими товарищами перешел на работу в новую военную контрразведывательную организацию, руководимую Рамиро Вальдесом и его заместителем «Барба Рохой» — рыжебородым Мануэлем Пиньейро Лосадой. Некогда студент Колумбийского университета, он был сыном галисийских эмигрантов, владевших фирмой, которая занималась импортом вина и торговлей пивом в Матансасе. Первые неудачи показали, что работу по поддержке партизан за пределами Кубы нужно вести более организованно.

Итак, Че был занят работой в НИАР. Прежде всего он обустроил свой кабинет, обеспечив место для Алейды и для своего личного секретаря Хосе Манресы. Затем кабинет получил и Боррего, который все еще не имел ни малейшего понятия, чем будет заниматься. Их ряды пополнили Сесар Родригес, инженер, и член НСП Панчо Гарсия Валь. Департамент индустриализации формально уже существовал, но даже Че не вполне представлял, какие практические шаги следует предпринимать.

Ему позвонила Виолета Казальс, и Че дал согласие принять советского «журналиста».

Алексееву назначили встречу в кабинете Че в два часа ночи в понедельник 13 октября. Прибыв в назначенный час, он обнаружил, что в кабинете горят только две лампы: одна на столе Че, другая — на соседнем столе, за которым сидела красивая блондинка.

«Мы начали беседу, — вспоминает Алексеев. — Гевара очень обрадовался, когда узнал, что я не так давно был в Аргентине… У меня был блок сигарет «Техас», который я привез из Аргентины, и я дал ему три-четыре пачки. Сначала я сказал: "Команданте, я хотел бы сделать вам подарок, который пробудит в вас приятные воспоминания". Это была ошибка! Он пришел в ярость: "Что вы мне даете? Техас — вы знаете, что это? Это половина Мексики, которую отхапали себе американские бандиты!"». Че был так зол, что Алексеев не знал, как быть. «Я сказал: "Команданте, простите, что я сделал вам такой неудачный подарок, но я рад, что знаю теперь, как вы относитесь к нашему общему врагу". И после этого мы вместе посмеялись».

Когда этот щекотливый вопрос был исчерпан, вспоминает Алексеев, их разговор продолжился на дружеской ноте, и очень скоро они перешли на «ты». Че стал обращаться к нему «Алехандро», а тот вместо «команданте» начал говорить просто «Че».

Наконец, заметив, что время позднее, а женщина, которую он принял за секретаря Че, все еще работает, Алексеев, указав на Алейду, пошутил: «Че, как же так: ты такой борец с эксплуатацией, а сам, я вижу, эксплуатируешь свою секретаршу». Он ответил: «О да! Это так, правда она мне не только секретарша, но и жена».

Они проговорили почти до рассвета, и ближе к концу встречи Че сказал Алексееву: «Наша революция по-настоящему прогрессивна… она создана руками народа… Но нам не под силу удержать ее без помощи глобального революционного движения и прежде всего социалистического блока и Советского Союза». Че подчеркнул, что это его личное мнение.

Алексеев понял, на что он намекает, и сказал, что хотел бы узнать также воззрения других вождей революции — не может ли Че устроить ему встречу с Фиделем? «Че ответил: "Сложность в том, что Фидель не любит беседовать с журналистами". Тогда я сказал ему: "Но ведь я не собираюсь брать у него интервью, это не для прессы". Че понял».

Три дня спустя, в полдень 16 октября, Алексееву позвонили по телефону прямо в номер гостиницы «Севилья» и спросили: «Сеньор Алехандро Алексеев, что вы сейчас делаете?» «Ничего», — ответил он. «Хорошо. Вы просили об аудиенции у команданте Фиделя Кастро. Если хотите, вы можете встретиться с ним прямо сейчас, мы заедем за вами». Алексеев быстро приготовился к выходу. «Я надел темный костюм, белую рубашку, серый галстук, чтобы выглядеть как дипломат». Он взял советскую водку и икру, которые привез в подарок, и спустился в фойе.

Его привезли в здание НИАР — туда же, где он встречался с Че, — но на сей раз он поднялся на лифте на самый верхний этаж. Когда Алексеев вышел в коридор, его встретили двое бородатых мужчин в форме: Фидель Кастро и Нуньес Хименес. Они провели его в кабинет Фиделя и усадили за большой деревянный стол.

Они немного поговорили на общие темы, а потом Фидель спросил, что у Алексеева в пакете. Спустя несколько мгновений все трое уже пили водку, заедая ее икрой с печеньем. Внезапно Фидель повернулся к Нуньесу Хименесу и сказал: «Нуньес, не правда ли, советские продукты просто превосходны? Я никогда их не пробовал. Мне кажется, нам стоит восстановить торговые связи с Советским Союзом».

Алексеев немедленно произнес: «Очень хорошо, Фидель, можете считать, что дело сделано. Я также очень заинтересован в культурных связях и, что еще важнее, в дипломатических отношениях». Фидель быстро ответил: «Нет, думаю, пока не стоит торопиться. Формальности не столь важны; я против формализма. Вы прибыли к нам как эмиссар Кремля, и мы можем сказать друг другу, что у нас теперь есть отношения. Но мы не можем пока сказать об этом народу. Народ не готов, он отравлен буржуазной американской пропагандой против коммунизма».