Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь…

Между тем это было не последнее потрясение Влади в этом доме. В конце ужина Золотухин поставил на магнитофон кассету, где звучали песни в его исполнении. Одна из них – «Не одна во поле…» – произвела на французскую подданную неизгладимое впечатление. Она стала просить отдать ей эту кассету, с тем чтобы показать ее в Париже одному известному композитору. Золотухин сопротивляться не стал, за что на следующий день заработал от жены упрек: мол, как ты быстро согласился отдать пленку, даже подумать не успел. На что именитый супруг резонно ответил: «А чего мне думать? Пусть слушают французы, как поет русский мужик…»

3 январяв Театре на Таганке состоялся очередной прогон спектакля «Живой», на который собрались два десятка человек, в том числе и министр культуры Екатерина Фурцева. После спектакля в кабинете главрежа театра Юрия Любимова состоялось горячее обсуждение увиденного. Большинство собравшихся высказались за то, чтобы спектакль наконец появился в репертуаре театра, даже Фурцева в своей речи отметила, что по сравнению с предыдущим разом (месяц назад) эта версия выглядит приемлемо. Пользуясь моментом, министр не премеинула коснуться и присутствующего на обсуждении Высоцкого:

– Недавно слушала пленку с записями его песен. Много такого, от чего уши вянут, но есть и прекрасные песни. Например, «Штрафные батальоны»и еще некоторые…

Про выступление Фурцевой можно было смело сказать «мягко стелет, но жестко спать». Несмотря на ее похвалы по адресу «Живого», выйти в свет этому спектаклю тогда так и не было суждено. Он пролежит «на полке» аж до 1988 года.

11 январяВысоцкий играл в двух спектаклях: «Павшие и живые» и «Антимиры». На следующий день он вновь был задействован в ночном показе «Антимиров» (22.00). 27 январяон уже пленял почтенную публику игрой в «Гамлете».

3 февраляпо ЦТ был вновь показан фильм «Сюжет для небольшого рассказа», где главную женскую роль играла Марина Влади. Однако на момент демонстрации ленты Влади была далеко от Москвы – в Париже. Она уехала туда вскоре после новогодних праздников, чтобы быть подле своей умирающей матери (у нее был рак). Далее послушаем рассказ самой М. Влади: «Когда я сообщаю тебе (Высоцкому. – Ф. Р. ) по телефону, что мы должны решиться отключить аппарат, который искусственно поддерживает ее жизнь, ты отвечаешь то, чего я жду: «Если жизнь больше невозможна, зачем поддерживать ее видимость?» Мы согласны – одна из сестер и я. После долгих споров две другие мои сестры тоже соглашаются, и мы прощаемся с мамой.

Рыдая у телефона, ты все-таки стараешься поддержать меня. В тот февраль семьдесят второго года были рассмотрены все возможные решения. Даже чтобы мне остаться в Москве с детьми. Но очень быстро мы наткнулись на непреодолимые трудности: отсутствие денег и моя работа, которую я хочу и должна продолжать. К тому же моих сестер и друзей приводит в ужас одна только мысль о возможности моего переезда в Москву. А главное – то, что мои дети, с удовольствием проводящие здесь летние каникулы, не хотели бы все-таки окончательно поселиться вдали от Франции…»

8 февраляВысоцкий играл в «Антимирах».

23 февраляпо ЦТ показывают фильм «Увольнение на берег», где Высоцкий сыграл эпизодическую роль – молодого матросика. Однако, несмотря на свои микроскопические размеры, эта роль служит завязкой ко всему сюжету: не попроси герой Высоцкого своего друга сходить за него на свидание к любимой девушке, не случилось бы и всего остального, что легло в основу фильма.

6 мартаВысоцкий играет в «Гамлете». И в эти же дни получает очередную пощечину от киноначальников: ему запрещают сниматься в фильме «Земля Санникова». Между тем на эту картину актер возлагал большие надежды. Во-первых, там у него была одна из главных ролей – певец Крестовский, во-вторых, специально к фильму он написал три песни ( «Белое безмолвие», «Баллада о брошенном корабле»и гениальную «Кони привередливые»), в-третьих, вместе с ним должна была сниматься и его жена Марина Влади (роль жены начальника экспедиции Ильина). Однако всем этим планам не суждено было осуществиться. В самом начале марта съемочная группа фильма должна была отправиться в экспедицию под Зеленогорск, что на берегу Финского залива (50 км от Ленинграда). Высоцкий ждал вызова из группы, твердо уверенный, что его возьмут (под это дело он специально взял творческий отпуск в театре). Но случилось неожиданное. Вот как об этом вспоминает один из режиссеров фильма – Альберт Мкртчян: «О замене Высоцкого мне сообщил генеральный директор „Мосфильма“ Сизов. Я спрашиваю: „Чем это Высоцкий не подходит?“ Сизов мне: „Да он такой неинтересный. Нет, не подходит он вам“. Я ему отвечаю, что если режиссер я, то он мне подходит. Тогда уж Сизов прямым текстом мне сказал: „Слушайте, вы что, не понимаете? Он вам не подходит!“ Тут уж я понял, о чем идет речь. В тот же день я позвонил Высоцкому и узнал, что ночью его песни передавали по „Немецкой волне“ и все уже об этом знали. Реакция последовала незамедлительно, его не утвердили. Я спрашиваю: что будем делать? А мы завтра должны были уже на съемки ехать. И все же все были совершенно уверены, что Володю утвердят, и даже билеты на поезд взяли для него и для Марины Влади. У нее был маленький эпизод невесты руководителя экспедиции. Ее впоследствии сыграла Елена Чухрай. Высоцкий спросил, смогу ли я три дня не снимать, ждать его. Я пообещал.

Приехали мы в экспедицию на Финский залив, где должны были ледовый поход снимать. А я съемки не начинаю, каждый день придумываю какие-нибудь отговорки. На третий день получаю телеграмму: «Можете взять любого. Меня не утвердили».

Высоцкий ходил к Шауро, тогдашнему идеологическому надзирателю за культурой, домой: пел песни, которые он писал для фильма, и все-таки это не помогло – его не взяли…» Всю горечь от этого события Высоцкий потом излил на бумаге: в письме Станиславу Говорухину он писал: «Я не так сожалею об этой картине, хотя и роль интересная, и несколько ночей писал я песни, потому что (опять к тому же) от меня почему-то требуют тексты, а потом, когда я напишу, выясняется, что их не утверждают где-то очень высоко – у министров, в обкомах, в правительстве, и деньги мне не дают, и договора не заключают. Но возвращаясь к началу фразы, нужно просто поломать откуда-то возникшее мнение, что меня нельзя снимать, что я – одиозная личность, что будут бегать смотреть на Высоцкого, а не на фильм, а всем будет плевать на ту высокую нравственную идею фильма, которую обязательно искажу, а то и уничтожу своей неимоверной скандальной популярностью. Но сейчас, Славик, готовится к пробам Карелов со сценарием Фрида и Дунского, и все они хотят меня, а если такие дела, то мне и до проб не дойти, вырубят меня с корнем из моей любимой советской кинематографии. А в другую кинематографию меня не пересадить, у меня несовместимость с ней, я на чужой почве не зацвету, да и не хочу я…»