Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь…

Мы говорили об этом долгие ночи напролет. Мы воображали все, что ты мог бы сделать. Ты никогда не думал остаться жить во Франции. Для тебя жизненно необходимо сохранить корни, язык, принадлежность к своей стране, которую ты страстно любишь. Ты строишь безумные планы. Ты мечтаешь о свободных от цензуры концертах и пластинках, о путешествиях на край земли…

А пока что тебе, человеку, женатому на француженке, нужно получить обычную визу во Францию, чтобы провести там месяц отпуска. Так и написано в заявлении, которое мы наконец относим в ОВИР…»

Между тем перспектива вырваться за границу толкнула Высоцкого на такой шаг, как «зашивка». Большую роль в принятии этого решения сыграла Марина Влади. Это она поставила вопрос ребром: если Высоцкий хочет, чтобы они оставались вместе, если не хочет своей преждевременной смерти где-нибудь под забором или в пьяной драке, если он в конце концов хочет посмотреть мир – он обязан пойти на вшитие «торпеды» («эсперали»). Это венгерское изобретение, капсула, вшиваемая в вену человека, и если больной принимает в себя даже незначительное количество алкоголя, тут же возникает тяжелейшая реакция, могущая привести к смерти. Действие капсулы ограничивалось всего несколькими месяцами, однако Влади пошла на хитрость: сообщила мужу, что срок ее действия – два года.

Вспоминает М. Влади: «Однажды мне случается сниматься с одним иностранным актером. Он, видя, как я взбудоражена, и поняв с полуслова мою тревогу, рассказывает, что сам сталкивался с этой ужасной проблемой. Он больше не пьет вот уже много лет, после того как ему вшили специальную крошечную капсулку…

Естественно, ты должен решить все сам. Это что-то вроде преграды. Химическая смирительная рубашка, которая не дает взять бутылку. Страшный договор со смертью. Если все-таки человек выпивает, его убивает шок. У меня в сумочке – маленькая стерильная пробирка с капсулками. Каждая содержит необходимую дозу лекарства. Я терпеливо объясняю это тебе. В твоем отекшем лице мне знакомы только глаза. Ты не веришь. Ничто, по-твоему, не в состоянии остановить разрушение, начавшееся в тебе еще в юности. Со всей силой моей любви к тебе я пытаюсь возражать: все возможно, стоит только захотеть, и, чем умирать, лучше уж попробовать заключить это тяжелое пари… Ты соглашаешься.

Эта имплантация, проведенная на кухонном столе одним из приятелей-хирургов, которому я показываю, как надо делать, – первая в длинной серии…»

7 мартаВысоцкий играет в спектакле «Жизнь Галилея», 9-го– в «Гамлете». После чего отправляется с гастролями на Украину – в города Донецк, Макеевка, Горловка, Жданов. 13 мартаон дал один концерт в горловском ДК шахты «Кочергарка». Зал, как водится, был забит битком. Высоцкий начал концерт с песни «Вершина»(«Здесь вам не равнина…»), а затем в течение, наверное, получаса рассказывал собравшимся о своем родном Театре на Таганке, начав с его создания и заканчивая последними постановками. Он явно увлекся лекционной частью встречи, поскольку уже на половине речи в зале стал нарастать шум: видимо, люди устали слушать его рассказ и ждали, когда же он перейдет к песням. Но на гостя это не произвело особого впечатления – с выбранного пути он так и не свернул: он поговорил еще десять минут, затем спел песню ( «Солдаты группы „Центр“), потом опять ударился в воспоминания, потом – еще одна песня ( «Утренняя гимнастика»), и вновь – монолог (от театра он плавно перешел к своим киноролям), перемежаемый песнями ( «Братские могилы», «В госпитале», «Ты идешь по кромке ледника…»). Наконец, где-то часа через полтора Высоцкий закончил с монологом и целиком переключился на песни, исполнив подряд аж 12 штук: «Песня о сентиментальном боксере», «Песня про прыгуна в высоту», «Марафон», «Я не люблю», «Разведка боем», «Случай на дороге», «Песня о слухах», «Милицейский протокол», «Он не вернулся из боя», «Поездка в город», «Честь шахматной короны», «Марш шахтеров». Пробыл Высоцкий на Украине до 16 марта.

20–23 мартаВысоцкий был в Ленинграде, где дал три концерта (в Гипрошахте, ВАМИ). Вернувшись в Москву, он внезапно узнает, что эпопея с его возможным выездом за границу на грани срыва. Вот как вспоминает об этом М. Влади: «Мы знаем, что решение будет приниматься долго и на очень высоком уровне. Дни идут, мы подсчитываем шансы. Иногда ты приходишь в отчаяние, уверенный, что ничего не выйдет. Иногда ты принимаешь долгое молчание за добрый знак – если „они“ еще не решили, значит, есть люди, которые на твоей стороне, и они победят. Я держу про себя последнее средство, но ни слова не говорю, несмотря на то что меня саму охватывают серьезные сомнения. Время твоего отпуска приближается (он выпадал на начало апреля. – Ф. Р. ), «они» могут протянуть до того момента, когда у тебя снова начнется работа в театре. Этот трюк часто используется администрацией, какой бы, впрочем, она ни была. Ты буквально кипишь, ты не можешь писать, ты не спишь, и, если бы не «эспераль», я опасалась бы запоя. Однажды часов в пять утра нам звонит очередной неизвестный поклонник, работающий в ОВИРе, и мы узнаем, что отказ неминуем. С помощью Люси мне удается немедленно позвонить Ролану Леруа. Это – человек блестящей культуры, он любит твой театр, он даже несколько раз пытался устроить гастроли Таганки во Франции, впрочем, безрезультатно. Я знаю, что он очень ценит твои песни. К тому же он – мой давний приятель и отлично знает все наши проблемы. Я в двух словах объясняю ситуацию, он обещает попытаться что-нибудь сделать…»

После «зашивки» Высоцкий вот уже несколько недель «держит форму». Более того, помогает это делать и другим своим коллегам. Так, в конце марта к нему обратился Олег Даль, которого из-за систематических пьянок выгнала из ленинградской квартиры его жена. Даль вернулся в Москву и первое, что сделал, – позвонил Владимиру Высоцкому с просьбой помочь «зашиться» (Даль знал, что Высоцкий недавно благополучно проделал такую же операцию). Тот ему ответил коротко: «Приезжай». Спустя час Даль уже был на квартире коллеги в Матвеевском. Высоцкий подвел гостя к одной из тумбочек, открыл ее, после чего у Даля аж дух перехватило от изумления: чуть ли не все нутро тумбочки занимали красивые коробочки с «эспералью» («надежда» в переводе с французского). «Что, нравится? – засмеялся Высоцкий. – Это мне Марина привезла. Вот эти слева мои, а справа – теперь твои. Всегда, когда надо, – ради бога. Только перед этим ты должен три дня не пить. Выдержишь?» «Выдержу», – уверенно ответил Даль.