Лидия Громковская - Николай Александрович Невский

Значит, Н. А. Невский активно приступил к работе над тангутскими материалами после лета 1925 года, хотя, по его личному свидетельству, он и прежде интересовался тангутским языком, возможно, что этот интерес даже мог появиться в студенческие годы. Невский был подготовлен к работе в области тангутоведения, он знал литературу вопроса и опубликованные первоисточники. Лишь этим и можно объяснить, почему он так быстро вошел в курс дела и уже через год сумел напечатать ценное исследование, сразу обратившее на себя внимание специалистов.

В одной статье, не оконченной и поныне не опубликованной, Н. А. Невский писал: «Тангутская письменность, которой тангуты, т. е. основное ядро населения

37 Н. А. Невский. Тангутская филология. Кн. I. М., I960, с. 27, 163, 164.

тангутского государства, передавали на письме свой язык, — письменность иероглифическая. Другими словами, тангуты, пользуясь тем или иным (более или менее сложным) условным письменным знаком, графически передавали на письме ту или иную идею, заключенную в моносиллабических корнях их языка, которым в произношении соответствовал вполне определенный звуковой комплекс. Такие идеографы, или сами по себе, или в своих комбинациях, будучи заменены соответствующими им фонетическими эквивалентами, превращались в слова. Во всем вышеизложенном тангутская письменность ничем не отличалась от китайской-принципы которой несомненно оказали довлеющее влияние на изобретателя (или изобретателей) тангутской письменности».

Н. А. Невский так сформулировал задачу, стоявшую перед исследователями тангутской письменности: «Исследование тангутской письменности естественно распадается на три части: 1) выяснение идей, заключенных в отдельных письменных знаках; 2) исследование графики или анализ отдельных идеографов, другими словами, выявление тех элементов графических единиц, сочетание которых приводит к заложенной в идеографе идее, и 3) выявление того фонетического комплекса, который возникал в голове тангута при взгляде на данный идеограф». Собственно этим трем путям и следовал ученый, в разные годы работы сосредоточивая большие усилия то на одном из них, то на другом.

В науке часто бывает так, что при ясности стоящей перед ней задачи в целом на пути ее конкретного решения возникают десятки проблем, которые или разрешаются с трудом, или долго так и остаются нерешен, ными. Тангутоведение хороший тому пример.

Поставим себя на место Н. А. Невского, четко сформулировавшего проблему и пылко взявшегося за ее решение. Он стремится делать все добротно и быстро. Каждый ученый желает скорейшего получения результатов исследования и их обнародования. А Невский, как только взялся за исполнение первой части исследования — выяснения идей, заключенных в отдельных письменных знаках, — сразу понял, что ему предстоит кропотливая, нудная и часто почти техническая работа,

164)

простая, казалась бы, по сути, но… требующая квалификации доктора наук и времени, времени, времени.

Мы уже упоминали, что дешифровки тангутского письма, т. е. изобретения хитроумных способов проникновения в значение или выявления звучания тангутских знаков, не было. Собственно, в известной мере дешиф-ровщиками оказались лишь А. Уайли, Э. Шаванн, С. В. Бушель, Г. Девериа и М. Морис, которые имели дело с ограниченными по объему параллельными текстами, нащупывали пути их сопоставления и определяли чтение или значение тангутских знаков, поддающихся идентификации с известными частями понятного текста, в частности китайского.

Находки П. К. Козлова, и прежде всего словарь — учебное пособие Гулэ Маоцая, казалось, сняли эту проблему. Увы! Н. А. Невский расписал труды предшественников, словарь «Жемчужина в руке…», но… тан-гутские тексты «не заговорили». Слышалось лишь невнятное «бормотание», можно было в лучшем случае разобрать пятое или седьмое слово, а текст в целом оставался непонятен. Требовался словарь, полный каталог знаков, по возможности с наибольшим числом известных вариантов их значений.

При систематизации слов (слогов) идеографических систем письма прежде всего возникает проблема порядка размещения материала в словаре, Н. А. Невский решил эту задачу, систематизировав знаки по их левым верхним элементам. В посмертном издании его словаря написано: «Словарь составлен по ключевой системе. Таких ключей насчитывается в словаре 353. Следует отметить, что последняя из восьми тетрадей словаря состоит из более сложных иероглифов (в количестве 75), которые по своим составным элементам могли найти себе место в группах простейших детерминативов. Однако Н. А. Невский предпочел выделить их в особые группы, оставляя окончательное решение вопроса об отнесении этих знаков к какой-либо категории детерминативов для последующего исследования»38. Все написанное — ошибка. Он не располагал знаки в своем словаре «по ключам», или «детерминативам», неким графическим элементам, относящим данный знак по

38 Там же. Кн. I, с. 169.

П Зак. 474

его значению (не важно, прямо или с натяжкой, но в соответствии с представлениями времени) к какой-либо группе понятий, например о стихии воды, о травах, о земле, о человеке и т. п., т. е. так, как традиционно классифицировались китайские иероглифы в китайских, а затем и в других китайско-иноязычных словарях.

О проблеме детерминатива в тангутской письменности и о работе Н. А. Невского над ней мы поговорим позднее. Сейчас важно указать, что Н. А. Невский не располагал знаки в своем словаре по детерминативам, да и не мог сделать этого. Он поступил совершенно правильно, приняв критерии чисто формальные.

Тангутский знак, как и китайский иероглиф, как вес-образцы письменностей, созданных по образцу китайской, по форме представляет в известной мере квадрат. Если обозначить стороны квадрата по часовой

Б

стрелке через А в, то Невский систематизировал Г

знаки по повторяющимся элементам А и Б, левому и верхнему, очень возможно, под влиянием и в противовес своему коллеге О. О. Розенбергу, который предложил способ классификации китайских, а значит, и япон ских равно иероглифов в словаре по правому и нижне му элементам знака, т. е. В и Г соответственно. При кажущейся незначительности предложения Розенберга на деле это было открытие, если хотите, событие в отечественном китаеведении и японоведении. Розенбергтоже не был полностью оригинален и имел предшественника в лице акад. В. П. Васильева, впервые предложившего идею отхода от словарей по «ключевой» системе, трудной для пользования словарем, так как требовалось не только знать двести с лишним ключей, но и часто гадать, к какому из них китайцы относят тот или иной знак. Фонетический принцип не годился, особенно для начинающих, так как иероглиф «молчит», он «не читается», если ты не знаешь заранее его китайское, японское, корейское или вьетнамское чтение. Система Васильева — Розенберга была позднее усовершенствована проф. В. С. Колоколовым и используется ныне в китайско-русских словарях.