Николай Кузьмин - Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

Сразу после конференции в Сучанскую долину отправилось несколько групп молодых подпольщиков. Именно об этих ребятах недавно говорил Губельман. Следом за ними тронулись в путь партийные и военные работники: Сергей Лазо, Шумятский, Раев, Губельман, Певзнер.

Раздвинув ветки боярышника, Сергей Георгиевич глянул вниз, на реку. По спокойной блистающей поверхности воды бесшумно скользила узенькая лодочка. На носу оморочки стоял рыбак в меховой тужурке, с непокрытой головой. Взмахнув рукой, он изо всей силы пустил острогу в воду. Древко исчезло, но гольд обеими руками ухватился за тонкий шнур. Рыба могла сорвать трезубец с древка, но крепкая бечевка все равно не позволит ей уйти. Спасения рыбе нет. Неторопливо выбирая шнур, гольд подвел добычу к своей оморочке и оглушил ее ударом колотушки по голове.

— Значит, близко стойбище, — проговорил за спиной Лазо внимательно смотревший Губельман. — Зайдем?

— Пожалуй, не стоит. Зачем лишние глаза? Я не сомневаюсь, что нас уже и без того заметили.

Плавание через Уссурийский залив едва не закончилось трагически. Шаланда неожиданно чуть не наскочила на японский миноносец. Помог густой туман: отчаянно работая веслами, подпольщики погнали шаланду к берегу и отстоялись в непроглядном тумане… Самая опасная часть путешествия сошла, таким образом, благополучно. Теперь оставалось добраться до Фроловки. И все же Сергей Лазо не забывал об осторожности.

В тайге, казалось бы совершенно безлюдной, человек все равно не мог исчезнуть без следа. Примятая трава, сломанная веточка, небрежно брошенный окурок, пепелище потухшего костра рассказывали опытному таежнику красноречивей всяких слов. Товарищи Лазо, вместе с ним пробиравшиеся из Владивостока в район восстания, понимали это так же хорошо и поэтому согласились обойти стойбище гольдов стороной. А так хотелось поесть свежей рыбы и выспаться без комаров в дымной глиняной фанзе!

Располагаясь на ночлег, огня не разводили и поужинали всухомятку. Певзнер, хорошо знавший здешние места, уверял, что идти оставалось совсем мало, завтра вечером они должны добраться до Фроловки. Там их уже наверняка ждут. Двумя днями раньше туда из Владивостока отправилась группа молодежи: Игорь Сибирцев и Саша Фадеев с товарищами. Они предупредят. Лазо и Губельман хотели, не теряя времени, встретиться с Николаем Ильюховым. Разговор предстоял деликатный. По существу, партийный центр посылал Лазо военным руководителем. Ему обязаны подчиняться командиры всех партизанских отрядов. Такой решительный шаг диктовался жизненной необходимостью. В борьбе с врагом наступал новый этап. Впервые за все время гражданской войны в Приморье командующий назначался, а не выбирался. Во Владивостоке знали, что изжить до конца элементы партизанской вольницы пока не удавалось. Один Гавриил Шевченко чего стоил! Отважный и искусный командир, беззаветно преданный боец, а ничьего постороннего вмешательства в дела своего отряда не выносит. Сергей Георгиевич не сомневался, что на первых порах трудно будет подчинить, а вернее, убедить, перевоспитать таких, как лихой, бесстрашный Шевченко.

Опытный каторжный «зубр», Губельман умел ценить каждую мелочь. Он быстро спустился к речке, простирнул портянки и развесил их сушить. Ходить по тайге неимоверно трудно. Дорог нет, чаща, завалы, знойный воздух не колыхнется. Вдобавок у каждого за плечами по тяжелому мешку. Таежному мешку Лазо завидовали все товарищи, и он с нежностью вспоминал Ольгу, накрепко пришившую удобные лямки.

Из глубины леса послышался отрывистый собачий лай. Никто из отдыхавших не поворотил головы. Все знали, что это заливается гуран — горный козел. Дурачок, докричится — попадет в лапы хозяину тайги, тигру… Пощупав портянки, Губельман снял их с ветки и принялся наворачивать на тело. Старый тюремный способ — сушить портянки на себе. Шумятский, ковырясь в сапоге, по обыкновению негромко напевал, а Певзнер, маленький, с огромной рыжей бородой, продолжал спорить с Раевым. Спор они затеяли, едва покинули Владивосток. VIII съезд партии, состоявшийся в марте, много внимания уделил созданию регулярной Красной Армии. Певзнер считал, что идеальным решением вопроса является такая постановка дела, когда армия как бы сольется с нацией. Раев возражал — партизанщина не надоела?

— Вот мы сейчас придем во Фроловку и ты увидишь, увидишь! Это, брат, такая вольница…

Внезапно прекратилось мурлыканье Шумятского, и Певзнер замер на полуслове и в изумлении поворотил огромный веник своей бороды. На поляну, не замечая притихших людей, шумно опустилось несколько пар грациозных птиц — японских журавлей. Сложив крылья, они выстроились кругом и некоторое время о чем то толковали, затем принялись шуметь, подскакивать, взмахивать крыльями. Угомонившись, птицы очистили площадку, и туда вышли два журавля. Парочка прошлась, остановилась один против другого и закивала, изгибая шеи, головами, тот и другой стали приседать, подскакивать, взмахивать крыльями. Остальные одобрительно следили за этим танцем и как будто переговаривались между собой. Уставшую парочку тут же сменила другая. Танцы продолжались долго, до глубоких сумерек. В наступившей темноте птицы: вдруг резко закричали и взлетели шумной беспокойной стаей. Очарованные трогательной картиной бесхитростного птичьего счастья. люди долго молчали. Наконец Раев тихо произнес:

— Весна…

Задумавшись, Сергей Георгиевич смотрел вслед улетевшей стае, туда, где меркло, потухало небо между соснами. Губельман, покосившись на него, негромко произнес:

— Всю жизнь завидовал семейным людям. Помнишь Кларка? — Он помолчал и добавил: — Но твоя Ольга тоже молодец.

На днях она должна была рожать и, конечно, волновалась, однако проводила их в дорогу бодро, просила мужа напрасно не беспокоиться. Если что, она тут не одна, товарищи помогут.

В сгущавшейся тьме в тайге начиналась своя ночная жизнь. Равномерно поскрипывал козодой, из-за реки, как видно с болота, доносился дребезжащий, похожий на барабанную трель голос водяной курочки, звонко посвистывала камышовка…

Поздно ночью спящих людей разбудил густой утробный рык, стелющийся по земле. Это вышел на охоту тигр. Роса уже щедро обдала траву, деревья. Губельман поднял голову и посмотрел на звезды. Один ус у него смялся и смешно торчал. Он поглядел на скорчившихся от холода товарищей и зычным голосом старосты тюремной камеры политкаторжан скомандовал:

— Подъ-ем! Кон-чай ночевать!

— А теперь угостите-ка, братцы, кто табачком богатый, — попросил увешанный оружием детина, оборвав рассказ на самом интересном месте. Он приехал утром из-за хребта вместе со знаменитым Гавриилом Шевченко, — как видно, ординарец. Сам Шевченко, не задерживаясь, прошел в школу, в штаб, детина огляделся и подсел к партизанам, греющимся на раннем солнышке. Слово за слово — разговорились.