Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

Однажды обратился к Тарковскому с оригинальной просьбой сам командующий Турецкими войсками Юсуф–Изетдин Паша, проживавший в Шуре, о запрещении русским звонить в церковные колокола, так как звон мешает ему спать. Князь Тарковский любезно ответил Паше, что не может и не желает запретить русским молиться так, как они привыкли и как требует их религия.

Все‑таки стали формировать три пеших батальона под названием «Шамилевских», один Конный Кумыкский дивизион, намечен новый Чеченский полк (2–й), артиллерийский дивизион и пулеметная команда.

Не успело еще Горское правительство проявить свою деятельность, как временные господа положения — турки внезапно ушли, бросив большое имущество. Население в проводах турок не участвовало. Трубачам же Дагестанского полка было приказано прибыть на вокзал к отходу поезда турецкого командующего Юсуф–Изетдин Паши. Сам командир Дагестанского полка, полковник Нахибашев, крестясь по–русски, все приговаривал: «Слава Богу, наконец уходят!» Радость на его лице была настолько заметной, что Турецкий командующий, обращаясь к окружающим, сказал: «Командир Дагестанского полка нехороший человек. Когда я приехал, то он меня не встречал, а вот провожать пришел и проявляет при этом большую радость»

Пришли англичане, вернее, военная миссия с полковником Роулесоном. Англичане поставили ряд своих условий, но в искренности их уже тогда сомневались. Надо было скорее связаться с Добровольческой армии, наступавшей с севера к Грозному. Князь Тарковский решил послать отряд полковника Нахибашева из Дагестанского конного полка со взводом горных орудий (командир — поручик Азу Исаев) навстречу Добровольческой армии. Отряд вошел в чеченский аул Шали. С севера же с боями двигался генерал Ляхов. По вечерам слышна была канонада. Перед Ляховым бежали к Каспийскому морю большевики и теснили в свою очередь небольшой Терский отряд генерала Колесникова.

Удержав чеченцев от враждебных действий против Добровольческой армии, отряд Нахибашева вернулся в Темир–Хан–Шуру.

Дагестанцам трудно было представить себя под властью Горской республики и, естественно, они ожидали прихода к себе больших сил Добровольческой армии, в форме старой русской армии и являвшихся предвестником возрождения старой Императорской России. Это бы сразу положило конец всякой междоусобной войне в Дагестане и отпали бы всякие имамы Гоцинские и Узун–Хаджи. Горцам нужна была справедливость и русская сила. Среди горцев Дагестана долгое время хранилась память как в песнях, так и в устных сказаниях о генерале Ермолове, бывшем у них чрезвычайно популярным. Он был женат на кумычке (лезгинке, жившей на плоскости) из селения Параула (Хасав–Юрт). От нее у него были дети, поколение которых горцы прозвали «гек–гезы», или «семья гек–гезов», т. е. голубоглазых, так как все они были голубоглазые и блондины.

К сожалению, Добровольческая армия не оправдала надежд дагестанцев. Вскоре постепенно стали появляться добровольческие части и их конно–горная батарея произвела хорошее впечатление. Но почему‑то гарнизоны в Дагестане были из терских пластунов, и в этом была трагедия. Принимая дагестанцев за тех же чеченцев, которые их ограбили, казаки стали вознаграждать себя за потерянное, производя реквизиции по аулам, особенно медной посуды. Произошли эксцессы, и кровавые. Некоторые аулы отказались повиноваться, не давали Добровольческой армии ничего, и в результате была послана «карательная экспедиция» в Кайтаго–Табассаранский округ в район урочища Дешлагар. Результат был очень трагичен: войдя в Мекегинское ущелье, отряд, состоящий из одного батальона терских пластунов и конно–горной батареи, был окружен горцами и истреблен. Спаслись единицы.

По этому поводу в небольшой книжке под названием «Записные книжки» молодого советского писателя Эффенди Капиева, дагестанца из Кази–Кумуха, умершего на фронте во время последней войны в 1944 года среди всяких воспоминаний и преданий от стариков пишет следующее: «В 11 часов дня начался бой. С гор стреляли аямахинцы, из лесу стреляли мекегинцы. Батальон казаков очутился в ловушке, в узком ущелье. Единственное убежище — русло реки. Стреляли так много, что пулеметом, как серпом, сжали целое кукурузное поле на склоне. Стреляли молча. Крики начались уже потом, когда горцы бросились врукопашную. Собаки ходили стаями, опьяневшие от людской крови. Ужасная это была бойня! Никакой пощады не было. Кинжалы иступились о кости, рукава закатаны, и руки по локоть в крови, как у мясников… Ружья и винтовки были покрыты ржавчиной, как позолотой. Убитых тотчас же отвозили в аул. Было выделено на это два старика. Они отвозили мертвого и немедленно возвращались назад. Хоронили оставшиеся в ауле женщины и дряхлые старцы… Все же остальное участвовало в битве».

Зачем и к чему это надо было делать? Несомненно, это была одна из больших ошибок командования Добровольческой армии и полное незнание им сложившейся в крае обстановки. А ведь дагестанцы все время ждали белых. Почти такая же ошибка была и по отношению к Грузии. На Черноморском побережье существовал южнее Гагр фронт, и грузинским артиллерийским дивизионом командовал наш же офицер, грузин, Михайловского артиллерийского училища, мой сослуживец полковник Журули, много помогший нам потом в Поти, после очищения нами Северного Кавказа.

Как‑то не вяжется это с фразой генерала Деникина в его обращении: «Господа, берегите офицера…»

На бульваре в Темир–Хан–Шуре играет музыка, оркестр Дагестанского конного полка. Офицеры в погонах ходят по бульвару. Женщины стараются забыть большевистский режим и помолодели. Кажется, конец кошмару. Впереди много надежд на светлое будущее.

Большинство русских офицеров выехало на север принять участие в борьбе за восстановление России. Кто прятался, робко вылез из своего бытового убежища. Счетов не сводили. Слава Богу, пока жестокостей никто не проявлял. Промелькнула трагическая фигура генерала Гришина–Алмазова, [283]приезжавшего от адмирала Колчака для связи и возвращавшегося обратно в Сибирь. Генерал побывал в Шуре и из Петровска морем направлялся на форт Александра III. Благодаря ложным заверениям англичан, что Каспийское море свободно от большевиков и не согласившихся на этом основании конвоировать генерала Гришина, последний попал прямо в руки большевикам и застрелился.

Покинули и мы с братом свой Дагестан и отправились в Пятигорск на формирование 21–й артиллерийской бригады под командованием генерала Эрдмана. В рядах этой бригады мне суждено было пережить последние неудачные для нас бои под Святым Крестом и др. и отступить через Кабарду во Владикавказ, для дальнейшего пути в Крым.