Пётр Мельников - Залпы с берега

- А ну, качнем! - звучало над огневой позицией. - Раз-два, взяли! Еще взяли!..

Невольно вспомнилось наше прибытие на Бьёрке. Тоже работали вот так... Нет, совсем не так, совсем все не похоже! И даже погода подчеркивала это. Тогда была весна, теперь - мрачная осень.

Работать приходилось с соблюдением всех мер маскировки. Едва появлялись разведывательные самолеты, все люди укрывались в лесу. Это замедляло работу, а срок и без того был жесткий. Соседняя батарея периодически вела огонь то по Койвисто, то по неприятельским батареям. Ей предстояло стрелять до самого конца, после чего взлететь на воздух. Отлично там справлялись с делом лейтенанты Ф, Юдин и И. Бутко. Била по заранее разработанному режиму и одна подвижная 45-миллиметровая пушка, часто меняя позиции. Ночью стреляли по материку и пулеметчики. Одним словом, делалось все, чтобы противник не догадался о нашем решении покинуть острова.

Срок погрузки на буксиры и баржи передвинули на сутки. Таким образом, грузиться нам предстояло в ночь на 31 октября. Но из-за тумана суда ночью не смогли подойти к причалу. Они ошвартовались, лишь когда рассвело. Заранее разработанный план затрещал.

Погрузка началась в полдень. Понятно, что никто из артиллеристов не имел достаточного опыта в выполнении такой работы. Суда не были приспособлены для приема техники с необорудованного побережья. И к 18 часам, когда погрузка по плану должна была быть закончена, на пирсе и около него лежала чуть ли не половина увозимого имущества.

Работы продолжили на два часа. Но и к 20 часам им не было видно конца. Прибавили еще два часа.

В 21 час, высветив черные контуры сосен и берез, на острове прогремел мощный взрыв. Мы оглянулись в тревоге. Что бы это могло значить? Через несколько минут все уже знали, что назначенный на 3 часа ночи взрыв командного пункта дивизиона произошел преждевременно. Начальник инженерной службы острова военинженер 3 ранга Молчанов, руководивший подрывными работами, допустил какую-то оплошность. То ли он ошибся с установкой времени в часовом механизме мины, то ли оказалась неисправной взрывная машинка. Об этом теперь можно было только гадать: Молчанов погиб во время взрыва. С ним погибли два командира и несколько краснофлотцев.

Бетонная башня перестала существовать. Управление батареями и подразделениями, прикрывавшими эвакуацию, нарушилось. Замолчали орудия. "Ну, мелькнула мысль, - теперь враг поймет, что у нас тут происходит". Но замешательство людей, посылавших в неприятеля последние залпы, через несколько минут прошло. Снова загремел орудийный гром. Противник так ни о чем и не догадался.

С погрузкой техники не управились и к 22 часам. Поступил приказ: "Все, что не успели погрузить, вывести из строя. Начать посадку людей".

Теперь наступила самая горячая пора для меня. На время эвакуации я был назначен комендантом пункта посадки. Люди начали занимать места на судах. Время от времени близ причала с грохотом разрывались снаряды. Противник-то ведь знал о приходе к острову судов и не без основания полагал, что они что-то грузят или выгружают. Но неприятельские залпы падали с недолетом и не причиняли нам вреда.

Около часу ночи прогремели взрывы на шестидюймовой батарее, и она замолчала навсегда. Вскоре ее расчеты появились на причале. Последние защитники Бьёрке поднялись по сходне на баржу. Пошел и я вслед за ними. В 1 час 30 минут 1 ноября суда снялись со швартовов и взяли курс на Кронштадт.

Я стоял на палубе и смотрел, как таяли во тьме смутные очертания острова. Выл штиль. Медленно падали крупные хлопья мокрого снега. И хоть усталость валила с ног, спускаться вниз не хотелось. В памяти я перебирал все, что было связано с более чем двухлетним пребыванием на Бьёрке. И не мог вспомнить ничего плохого, отягощающего душу. Наверное, если не считать месяцев войны, время, что прожил я тут, было самым счастливым в моей жизни.

Я полюбил Балтику - немного хмурую, не очень постоянную, но по-своему величественную и красивую. Полюбил своеобразную островную жизнь. Во всех этих чувствах не последнее место занимала гордость наследника: ведь в этом углу Балтийского моря впервые стал на ноги и заявил о себе российский флот. Здесь гремели славные битвы. Отсюда, из Финского залива, уходили в первые кругосветные плавания русские корабли. И наш старик Бьёрке еще в середине прошлого века принял на свою землю русские орудия.

Во время Крымской войны здесь и на соседних побережьях стояла легкая батарея 13-й артиллерийской бригады.

До того как бригада перебралась из-под Севастополя на юг Финляндии, в ней служил Лев Николаевич Толстой. Одним из взводов 13-й батареи, расположенной как раз на Бьёрке, командовал отец академика Алексея Николаевича Крылова нашего выдающегося современника, кораблестроителями математика. Именно этот взвод отразил попытку английской канонерки высадить на остров десант.

Позже, во время первой мировой войны, на Бьёрке появились батареи крепостной артиллерии среднего и крупного калибра. Тогда эти наши предшественницы надежно прикрывали подходы к Выборгскому заливу и вход в Бьёрке-зунд. Их военная судьба сложилась не так, как у нас...

Но вступив в дебри аналогий, я почувствовал, что почти сутки ничего не ел. Спустившись в кубрик и перекусив, тут же лег на свободную койку. Три бессонные, полные напряжения ночи давали о себе знать. Последней моей мыслью было, что, даже если баржа пойдет ко дну, я все равно не проснусь. Поэтому только утром узнал я, что с берега нас безрезультатно обстреливали батареи, что из Бьёрке-зунда к нам пытались приблизиться два торпедных катера, но сопровождавший нас малый охотник отогнал их своим огнем.

Поднял меня шум воздушной тревоги. Уже рассвело. Мы находились на траверзе Шепелевского маяка. У зенитных пулеметов на судах стояли расчеты, изготовившись к стрельбе. Но стрелять не пришлось. Когда самолеты, принятые за вражеские, приблизились, оказалось, что это наши истребители, прилетевшие сопровождать неповоротливый конвой до Кронштадта.

При входе на Красногорский рейд мы заметили на северном берегу залива яркую вспышку. Через несколько секунд по левому борту, с недолетом, поднялись высоченные столбы всплесков. Это пытался достать нас своим огнем форт Ино. Тут же заговорил южный берег. Ударил форт Красная Горка. Над головой у нас прошелестели двенадцатидюймовые снаряды. Противник замолчал.

Вскоре на востоке из серой хмари возникли очертания купола кронштадтского собора и маячных башен. А потом стали различимы одетые в бетон насыпные островки фортов. Они стояли, как корабли на мертвых якорях, обдуваемые ветрами всех румбов, исхлестанные брызгами волн. Если б глянуть на них с высоты птичьего полета, они бы представили собой дугообразную цепочку, прикрывавшую с моря остров Котлин и Ленинград. Выражение "огневой щит Ленинграда" как нельзя больше соответствовало их расположению и назначению.