Пётр Мельников - Залпы с берега

Еще раньше был организован сбор щавеля. А там пошли ягоды и грибы, для сбора которых были созданы специальные бригады. К столу стала появляться и свежая рыба, добытая нашими добровольными рыболовными командами. Легче стало разнообразить меню нашим изобретательным поварам - Моте Репкиной, Тане Беляевой и Доре Санчуровой, трудившимся под руководством кока-инструктора сержанта А. Я. Припачкина.

Словом, жизнь наступила более сытая, и это подняло настроение, прибавило людям бодрости. Теперь наш бережливый хозяйственник капитан Д. Е. Москаленко не бросал жалобных взглядов на командира форта, когда видел у него в салоне какого-нибудь нежданного гостя. Дело в том, что, как и на кораблях, на форту свято соблюдался традиционный закон флотского гостеприимства. Если гость случался во время обеда или ужина, не пригласить его к столу было немыслимо. И столь же немыслимым казался вопрос к нему насчет продовольственного аттестата. Выкраивать же на комсоставском камбузе порцию для гостя, а часто и не для одного, так, чтобы это не очень отражалось на блокадной норме красногорских командиров, было необычайно трудно.

Теперь эта проблема отпала, хотя число посетителей не уменьшилось. Например, у нас в дивизионе по прямой служебной необходимости постоянно появлялись представители командования Ижорского сектора и Приморской оперативной группы. На пятачок часто прибывали инспектирующие, проверяющие или знакомящиеся с положением дел командиры из Кронштадтской крепости, штаба флота и штаба фронта. Нередко это были люди в больших чинах. И если до этого им не случалось повидать береговую башенную батарею, они не могли не удовлетворить своего любопытства, не побывав на форту. Ведь о Красной Горке были наслышаны в разных родах войск. О ее технике, о боевых возможностях ее главного калибра порой ходили легенды.

Гостя обычно прежде всего вели на нашу флагманскую батарею. После осмотра башен ему предлагали ознакомиться с "начинкой" блока и в заключение приглашали на КП командира дивизиона. И часто на человека, даже хорошо знакомого с полевой артиллерией, действительность производила большее впечатление, чем любая из слышанных им легенд. Впечатляли сами орудия и башни, где к снарядам и зарядам не прикасалась человеческая рука, и глубина погребов, и толщина бетонных перекрытий, и, конечно же, центральный пост с его совершенной системой управления огнем. Окончательно добивал командный пункт комдива. Здесь поражала точность и обстоятельность обстановку нанесенной на картах и планшетах и дававшей наглядное представление о пространственном диапазоне, в котором вела боевые действия наша крепость. При чем все это в сочетании с первоклассным комфортом.

Когда Владимир Тимофеевич Румянцев хотел произвести на гостя особое впечатление, он приглашал его в салон, а тем временем на флагманской батарее будто невзначай начиналось учение. И здесь, сидя в пухлом кожаном кресле за чашкой морковного чая и ведя деловую беседу, можно было незримо следить за ходом "немой" стрельбы: динамики громкоговорящей связи четко доносили боевые команды, доклады и даже клацание орудийной стали. К этим невинным спектаклям Владимир Тимофеевич прибегал, если от гостя можно было добиться важного для нужд форта решения: например, о выделении сверхлимитных радиоламп или о том, чтобы не забирали от нас нужного человека. Тут его поддерживала сама обстановка, как бы говоря: "Смотрите, какая у нас сложная и совершенная техника! Для того чтобы она действовала на всю мощь, нельзя скупиться ни на снабжение, ни на людей".

Одним словом, на "экскурсантов" форт производил неотразимое впечатление. Те же, кто приходил на Красную Горку действительно по делу, не ахали и не умилялись: они либо знали башенную артиллерию, либо достаточно полно представляли себе ее устройство.

В конце августа на Красной Горке побывал командующий ленинградским фронтом Леонид Александрович Говоров. Ознакомился он и с нашей батареей. Побывал в первой башне и на командном пункте. Человек высокой и разносторонней артиллерийской культуры, он с ходу схватывал особенности нашей техники, тонко подмечал еще не использованные в нашей боевой работе возможности. Прибыл-то он к нам для проверки, а не для расширения собственного кругозора. И его советы и указания отличались предметным, деловым характером, пониманием специфики боевого применения береговой артиллерии.

Кстати сказать, далеко не все армейские командиры и артиллерийские начальники, особенно среднего звена, понимали эту специфику. В начале обороны Ленинграда часть береговых железнодорожных батарей была включена в состав войск фронта. Армейские командиры обрадовались пополнению. Но использовали батареи подчас неправильно как с тактической, так и с технической точки зрения. Армейцев увлекала возможность нанести противнику удар помощнее, почувствительнее, так сказать, с избытком. При этом не учитывалось, что морские пушки выдерживают меньшее количество выстрелов, чем полевые, и что их снаряды предназначены не для всяких целей. В общем, применяли их там, где и дистанции, и объекты ударов позволяли с успехом использовать обычную полевую артиллерию. Кончилось это тем, что все железнодорожные батареи были снова переданы флоту.

Генерал-лейтенант Говоров хорошо разбирался в том, что береговая артиллерия может и что ей противопоказано. На форт он прибыл, как мне показалось, главным образом в связи с задачами контрбатарейной борьбы. Немцы продолжали разрушать Ленинград огнем дальнобойных орудий. Подавлять их батареи, расположенные в глубине обороны, сейчас фактически могла лишь флотская - береговая и корабельная - артиллерия.

Собрав нас, командующий фронтом рассказал, что за прошедшие летние месяцы флот заметно преуспел в контрбатарейной борьбе. Стала более развитой сеть артиллерийской разведки, огонь по неприятельским батареям ведется более активными методами, открывается в короткие сроки. И результаты этого налицо. В августе количество обстрелов города резко сократилось. Но не следует обольщаться. Обстрелы Ленинграда - это не просто террор, не только гнусная попытка фашистов подорвать боевой дух героических ленинградцев и вынудить их к капитуляции. Мы располагаем сведениями, что Гитлер приказал полностью разрушить город Ленина, сровнять его с землей. И как бы ни был преступен и дик этот бандитский приказ, исполнители в лице немецких генералов будут продолжать выполнять его...

Честно говоря, тогда еще трудно было представить себе, что существует такой приказ, что тут нет никакого преувеличения. И не потому, что у нас были сомнения относительно нравственного облика фашистского главаря. Просто это казалось слишком бессмысленным. Но после войны стал известен приказ начальника германского военно-морского штаба от 29 октября 1941 года: "Фюрер решил стереть с лица земли Санкт-Петербург. Существование этого большого города не будет представлять дальнейшего интереса после уничтожения советской России... Предлагается подойти близко к городу и уничтожить его как с помощью артиллерийских обстрелов из орудий различного калибра, так и с помощью длительных воздушных атак..."