Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст]

Сергей Львович Пушкин — Александру Ивановичу Тургеневу.

«…Я бы желал, чтобы в заключение биографических записок о покойном Александре сказано было то, что сохранится в сердце и памяти моей до последней минуты моей жизни, — Александр Иванович Тургенев был главным, единственным орудием помещения его в Царскосельский Лицей, и ровно через 25 лет он же проводил тело его на вечное последнее жилище…

Вот, почтеннейший и любезнейший Александр Иванович, записка, которую я просил бы вас передать к П. А. Вяземскому, как одному из издателей собрания сочинений Александра. Да узнает Россия, что вам она обязана любимым ею поэтом, а я, как отец, поставил то за утешительную обязанность известить вам все, чем исполнено мое сердце, — неблагодарность никогда не была моим пороком… Не знаю, увижу ли я вас, но, пока жив, буду любить и вспоминать вас с благодарностью» {469} .

«Я был глубоко тронут словами бедного отца», — отвечал на это Тургенев.

Сергей Львович Пушкин — П. А. Вяземскому.

«…Я бы желал, чтобы в заключение Записок биографических о покойном Александре сказано было, что Александр Иванович Тургенев был единственным орудием помещения его в Лицей и что через 25 лет он же проводил тело его на последнее жилище. Да узнает Россия, что она Тургеневу обязана любимым ею поэтом. Чувство непоколебимой благодарности побуждает меня просить вас об этом. — Нет сомнения, что в Лицее, где он в товарищах встретил несколько соперников, соревнование способствовало к развитию огромного его таланта. Вот что я писал Александру Ивановичу и потом к вам, но письмо мое в то время, не знаю почему, до вас не дошло…» {470} .

Отец Поэта написал князю и о том, что «ужасная потеря» теперь дает знать себя еще острее, чем тогда, когда он узнал об этом страшном событии. «Время не ослабляет, а только усиливает мою горесть: с каждым днем моя тоска становится резче, а мое горе чувствительнее… насильственная кончина такого сына, каков мой, не принадлежит к числу обыкновенных несчастий. Для меня она была вне всякого вероятия… Я получил письмо от Льва, он в отчаянии, и я за него грущу» {471} .

П. А. Вяземский — А. И. Тургеневу.

«Вчера был я у Карамзиных и нашел там Ростопчину, которая велела тебя поцеловать. <���…> Утренники у Ростопчиной» {472} .

Семейство Карамзиных поселилось в доме сенатора Сергея Кушникова, которому Екатерина Андреевна доводилась теткой. Дом этот на Гагаринской улице он построил в 1836 г. Карамзины занимали верхний, 3-й этаж. Семья «жила тут в скромной и патриархальной обстановке. В гостиной, освещенной настольной лампой, стояла простая мебель, обитая красным, выцветшим от времени, штофом. Гостей угощали неизменным крепким чаем, к которому подавались густые сливки и хлеб с маслом» {473} .

В конце месяцав Полотняный Завод пришло сообщение о предстоящей свадьбе: Иван Николаевич Гончаров, 27-летний поручик лейб-гвардии Гусарского полка, квартировавшего в Царском Селе, получил согласие на брак с красавицей княжной Марией Ивановной Мещерской:

« Ярополец 26 февраля 1838 года.

Дорогие друзья брат и сестры!

Пишу вам всем вместе, так как буду говорить с вами на одну тему… Извещаю вас о моей женитьбе на княжне Марии Мещерской. Не буду писать вам ни избитых фраз, ни изысканных выражений, которые многие употребляют в подобных случаях, скажу только, что вот уже три дня, как будущее мое решено.

Будучи в Москве около месяца, я встречался с Мари каждый день, и 23 сего месяца я попросил быть моим ходатаем перед старой княгиней и Мари г-жу Трубецкую-Четвертинскую [87], которую вы знаете, дорогие Таша и Сашинька.

Она согласилась с радостью ходатайствовать за меня, и через нее я получил позволение Мари просить ее руки у родителей.

Вот в нескольких словах история моего романа. Перечисление физических и моральных достоинств моей будущей супруги заняло бы так много места, что мне не хватило бы этих страниц, и все же не могу удержаться, чтобы не сказать, что она добра, проста в обращении, а характер у нее мягкий и веселый, и сердце нежное. Это баловень всей семьи и обожаемое дитя всех, кто ее знает. Вот все, что я сейчас могу сказать о ней. Вы ее узнаете и, я уверен, полюбите.

Я надеюсь, дорогие друзья, что вы пожелаете присутствовать при том моменте, когда Мари и я будем соединяться узами брака, а потому не замедлю сообщить вам все подробности о дне и месте венчания как только это будет решено. Я надеюсь, что свадьба будет в Лотошине, и я тем более этого желаю, потому что вы, мои милые сестры, не смогли бы приехать в Москву.

Я поехал к Маминьке через несколько часов после того, как был у княгини, чтобы просить у нее руки моей славной Мари, и моя добрая Маминька дала мне свое благословение. Сегодня я возвращаюсь в Москву с письмом от нее к княгине-матери, и завтра в этот час я уже буду у нее» {474} .

О помолвке сына поспешила сообщить и Наталья Ивановна Гончарова, адресуя свое письмо в Полотняный Завод старшему сыну Дмитрию и двум дочерям: Александрине и Наталье Николаевне.

« 28 февраля 1838 г. Ярополец.

И я также обращаюсь в своем письме ко всем вам, мои дорогие друзья, и присоединяюсь к Ване, чтобы сообщить вам счастливую новость о его женитьбе на княжне Мари Мещерской. Видя, как он счастлив своей судьбой, я также очень довольна и благодарю бога за то, что он даровал ему это счастье. Но меня особливо радует, что все семейство Мещерских оказывает Ване настоящее родственное внимание, все относятся к нему как нельзя более приветливо и благосклонно, что очень трогает Ваню. Я надеюсь, мои дорогие друзья, что мы отпразднуем свадьбу в узком семейном кругу с той и с другой стороны.

Дорогая Таша, скажи моей милой Маше (5-летней Маше Пушкиной. — Авт. ), что ее Уван женится, но все ее очень любит, равно и Баба ее об ней всякой день думает. Целую всех детей и поздравляю вас с будущей невесткой. Я надеюсь и желаю от глубины души, чтобы между всеми вами было полное согласие и взаимная дружба. При таком случаи всех по именно вас целую, зачиная с Дмитрия и семьи его, Сашу, большую Ташу, всех ее детей и Нину (Нину Доля. — Авт. ). Дай бог всем вам милости божией и щастия.

Всем вам верный друг на жизнь» {475} .

Погруженный в приятные предсвадебные хлопоты, Дмитрий Николаевич, получая письма из Франции от сестры, оставлял их без ответа, но Екатерина Николаевна была настойчива и хлопотала о своем, тем более что «это касается денег»:

« Сульц, 4 марта 1838 года.

Вот уже очень давно я жду от тебя письма, дорогой Дмитрий, но, видно, напрасно, и я решила написать еще раз до того, как получу от тебя ответ на два моих письма, тем более, что сегодня я напишу всего несколько слов, чтобы поговорить о делах. Я вижу, как ты делаешь гримасу, но однако не могу поступить иначе и потому приступаю к этому предмету: это касается денег. Вот уже скоро год, как я уехала из Петербурга, и однако Штиглиц получил до сих пор только 1500 или 1800 рублей, я не помню точно сейчас. Я умоляю тебя, дорогой Дмитрий, будь так добр переслать ему полностью сумму содержания, что ты мне назначил.