Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]

Семейная жизнь старшей дочери Екатерины за границей, ее заботы и невзгоды были предметом постоянных тревог и волнений Н. И. Гончаровой. Однако это не распространялось на остальных дочерей — Александрину и Наталью. Они жили своей семьей, своей жизнью. И лишь тетка Загряжская по-прежнему не обходила их своим теплом и вниманием.

П. А. Плетнев — Я. К. Гроту.

« 1 апреля 1842 года.

…В понедельник я обедал у Natalie Пушкиной с отцом и братом (Львом Сергеевичем) поэта. Все сравнительно с Александром ужасно ничтожны. Но сама Пушкина и ее дети — прелесть» {725} .

После недолгого пребывания в Петербурге Лев Пушкин снова вернулся в Тригорское.

17 апреля 1842 года ему исполнилось 37 лет.

37! Гибельный возраст для его старшего брата…

Дантес — Ивану Николаевичу Гончарову.

« Сульц, 1 апреля 1842 г.

Любезный друг, посылаю вам, как мы условились, все возможные сведения, касающиеся рулонной машины. Вы можете быть уверены, что я долго беседовал с этими господами, которые, несомненно, имеют самое большое предприятие этого рода на всем континенте. Я постарался узнать все подробности, которые могли бы быть полезны Дмитрию. <���…>

Вот, любезный Жан, все сведения, что я мог получить, и будьте уверены, что я занимался этим делом с большим удовольствием, и если оно уладится, я надеюсь, это даст Дмитрию то благосостояние, которого я ему желаю от глубины души. Я забыл вам сказать, что для изготовления подобной машины нужно три месяца, так что Дмитрий не должен терять времени, если он хочет сделать заказ, чтобы успеть воспользоваться навигацией этого года.

Я получил сегодня письмо из Парижа. Барон де Геккерн взялся вам заказать рисунок красивого тильбюри [139]у одного из лучших каретников столицы; он также написал в Амстердам относительно полотна, и как только я получу ответ, я вам его пришлю. Поручение вашей жены исполнено и уже отправлено. Признаюсь вам, что я взял это на себя, я не хотел предоставить удовольствие Катрин оказать ей эту маленькую услугу, так мне хочется сохранить место в ее хороших воспоминаниях. Малютки много говорят о баденских дяде и тете, я их успокаиваю, обещаю, что они их увидят этим летом; я думаю, что вы по-прежнему имеете такое намерение, чтобы я мог сдержать обещание, данное мною моим дочерям.

Катрин целует вас и вашу жену, и я делаю то же в отношении вас и прошу вас принести к ногам вашей супруги мои самые теплые чувства.

Б-н Ж. де Геккерн» {726} .

Наталья Ивановна Гончарова — сыну Дмитрию из Яропольца.

«…Я получила вести от Вани и Мари, оба хотя еще и слабы, но начинают поправляться. Их свидание с Катей состоялось, и хотя ее сопровождал муж, все прошло дружески и приятно. Мари очень хвалит Катю и хорошо отзывается о Геккерне. Она мне пишет, что если бы не ее болезнь, она бы самым приятным образом провела те четыре дня, что Катя и ее муж были у них. Они привезли с собой двух старших девочек, Матильду и Берту. Ваня и Мари очарованы их малютками, они очень милы и необыкновенно хорошенькие. Признаюсь тебе, их свидание, прошедшее хорошо с обеих сторон, мне доставило большое удовольствие…

В тот момент, когда я собиралась запечатать письмо, пришла твоя посылка. Я тебе бесконечно благодарна за внимание. Ты мне пишешь о свидании Кати и ее мужа с Ваней и Мари. В своем письме я тебе сообщила эту же новость и от глубины души разделяю твое удовлетворение благополучным исходом их свидания. Я очень горжусь тем, что моя крестница Берта такая хорошенькая. Да будет господь милостив ко всем им, таково мое желание» {727} .

В мае 1842 годаНаталья Николаевна с сестрой и детьми снова отправилась на Псковщину, предполагая пробыть там до осени.

«Я намерена возвратиться туда в мае месяце», — писала она П. В. Нащокину еще в декабре 1841 г.

Иван Гончаров — брату Дмитрию.

«Твои два письма лежат у меня на столе, дражайший Дмитрий, они меня опечалили, в особенности последнее. Бедный брат, какое мученье твоя жизнь в вечных хлопотах, когда же наступит день, который распутает все затруднения, что тебя окружают… Я пошлю оба твои письма Катерине, чтобы она и ее муж, а также и старик Геккерн хорошенько поняли, что не нежелание с твоей стороны, или какая-нибудь иная причина, виною тому, что ты неаккуратен в выплате денег, а только плохое состояние твоих дел…» {728} .

В этот день Евпраксия Вревская писала брату Алексею Вульфу о сердечных тайнах сестры Маши, находившейся в Тригорском, где по-прежнему предложением руки и сердца смущали ее юную душу отец и сын Пушкины:

«..Лев отдает ей всю справедливость, и как Сергей Львович, дивится, как она сама могла себя создать так comme il faut. Он (Лев Пушкин. — Авт. ) не на шутку думает о женитьбе. Его страшит одиночество, и теперь ждет, кажется, только места, чтоб просить Машиной руки… Чтоб тебе дать мысль о Машиных чувствах к нему, то я тебе скажу, что вырвалось у нее <���…> быть за Львом или ни за кем, еще что для ее существования необходимо быть неразлучной, не быв даже его женою, и мысль разлучиться с ним для нее нестерпима…» {729} .

Если говорить о личности Льва Сергеевича, то она была весьма противоречивой. Наряду с отличиями за храбрость в русско-турецкой войне 1827–1829 гг. (капитан Пушкин был награжден орденами за боевые заслуги), сохранилась и весьма нелестная характеристика, данная Льву лицейским товарищем старшего брата — В. Д. Вольховским: «..для общества человек приятный, если не слишком предается безнравственному поведению, к коему… он несколько склонен» {730} .

А. Н. Вульф, в свою очередь, замечал: «…видел моего сожителя варшавского Льва Пушкина, который помешался, кажется, на рифмоплетении…» {731} .

По словам П. А. Вяземского, «Пушкин иногда сердился на брата за его стихотворческие нескромности, мотовство, некоторую невоздержанность и распущенность в поведении…» {732} .

Можно предположить, что именно этот «тригорский лирический период» снова подвигнул Льва Пушкина к поэтическому творчеству.

Во всяком случае именно в июле 1842 года он опубликовал в «Отечественных записках» стихотворение «Петр Великий», получившее высокую оценку такого сурового и авторитетного критика того времени, как Виссарион Белинский, который даже выучил это стихотворение наизусть.

Если вспомнить, что в июле того же 1842 года в Михайловское приехал и отец Льва Пушкина — Сергей Львович, соперничавший со своим сыном в ухаживании за Машей Осиповой, то картина получалась весьма экзотическая.

Стоит заметить, что Маша Осипова в свои 16 лет была увлечена Александром Пушкиным, затем, по словам Евпраксии Вревской, «заменил Пушкина в сердце Маши» ее дальний родственник Н. И. Шениг [140], а летом 1842-го она ждала любви и счастья уже ото Льва Пушкина. Между тем 27 июля ей минуло 22 года. Ее младшая сестра, Екатерина Осипова, еще 10 ноября 1841 г. в свои 18 лет вышла замуж за Виктора Александровича Фока, владельца соседнего с тригорским имения Лысая Гора.