Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]

| |

Умер Ксавье де Местр, о котором его внучатая племянница «Азя» Ланская писала: «…он умер, достигнув 90 лет, на несколько месяцев пережив жену… в Стрельне, в доме моих родителей, приютивших его одиночество, и похоронен в Петербурге, на Смоленском (евангелическом. — Авт. ) кладбище» {928} . Его похоронили рядом с умершим в 1820 г. сыном Андреем. Еще при жизни Ксавье де Местр сочинил для себя стихотворную эпитафию, которая и была выбита на его могиле на французском языке:

В Одессе умер 47-летний брат Пушкина — Лев Сергеевич, оставив на руках 30-летней вдовы трех маленьких детей: Ольгу (1844–1920), впоследствии (в 1902 г.) постригшуюся в монахини в Алексеевском Арзамасском монастыре, Марию (1849–1928) и Анатолия (1846–1903). Их дочь Софья, родившаяся 16 мая 1847 г., прожила всего годик.

Позднее Наталья Николаевна писала Сергею Соболевскому о делах Льва и, в частности, о крупной денежной сумме, которую при жизни он ей так и не возвратил:

«…Придя на помощь Льву, я по деликатности не потребовала ни векселя, ни расписки на гербовой бумаге . Из-за этого я — единственный кредитор, которого не желают удовлетворить, несмотря на то, что считают мои требования справедливыми… Мне кажется, что надо подумать о том, чтобы назначить опеку. Эту должность великодушно было бы взять Вам… Подумайте об этом, о дружбе, которая Вас соединяла с обоими братьями, о грустной судьбе детей Льва, чтобы спасти их от нищеты… Если бы я могла быть полезной этим бедным детям, охотно бы это сделала… если няня с детьми к нам приедет, мы вместе (с Ольгой Павлищевой. — Авт. ) дадим им приют. Повторяю, что я в Вашем распоряжении во всем, что касается детей» {930} .

«16 июня 1853 года узнал я о смерти Льва Пушкина, — писал Петр Андреевич Вяземский. — С ним, можно сказать, погребены многие стихотворения брата его, неизданные. Может быть, даже и незаписанные, которые он один знал наизусть. Память его была та же типография, час-тию потаенная и контрабандная. В ней отпечатлевалось все, что попадало в ящик ее. С ним сохранились бы и сделались бы известными некоторые драгоценности, оставшиеся под спудом; и он же мог бы изобличить в подлоге другие стихотворения, которые невежественными любителями несправедливо приписываются Пушкину. Странный способ чтить память славного человека, навязывая на нее и то, от чего он отрекся, и то, в чем неповинен он душою и телом. Мало ли что исходит от человека! Но неужели сохранять и плевки его на веки веков в золотых и фарфоровых сосудах?

…Лев, или, как слыл он до смерти, Левушка, питал к Александру некоторое восторженное поклонение. В любовь его входила, может быть, и частичка гордости. Он гордился тем, что был братом его, и такая гордость не только простительна, но и естественна и благовидна. Он чувствовал, что лучи славы брата несколько отсвечиваются и на нем, что они освещают и облегчают путь ему. Приятели Александра, Дельвиг, Баратынский, Плетнев, Соболевский, скоро сделались приятелями Льва. Эта связь тем легче поддерживалась, что в нем были некоторые литературные зародыши. Не будь он таким гулякою, таким гусаром коренным или драгуном, которому Денис Давыдов не стал бы попрекать, что у него на уме все Жо-мини да Жомини, может быть, и он внес бы имя свое в летописи нашей литературы.

…Последние годы жизни своей Лев Пушкин провел в Одессе, состоя на службе по таможенному ведомству. Под конец одержим он был водяною болезнью, отправился по совету врачей в Париж для исцеления, возвратился в Одессу почти здоровый, но скоро принялся за прежний образ жизни; болезнь возвратилась, усилилась, и он умер» {931} .

Его вдова, Елизавета Александровна, урожденная Загряжская, прожив 75 лет, умерла 9 апреля 1898 года и была похоронена в Петербурге на Большеохтинском кладбище.

Иван Васильевич Анненков сообщал своему брату Павлу, который писал подробную биографию Поэта: «…у Пушкиной я могу собрать нужные тебе сведения по моем возвращении, потому что теперь ее здесь нет, — она уехала в деревню, а ето жалко, ибо может задержать твою работу» {932} .

П. В. Анненков — И. С. Тургеневу из своего имения Чирьково.

«Третий месяц живу один-одинешенек в деревне и засел на 1832 годе биографии Пушкина. Решительно недоумеваю, что делать! Он в столице, он женат, он уважаем — и потом вдруг он убит. Сказать нечего, а сказать следовало бы, да ничего в голову не лезет. И так, и сяк обходишь, а все в результате выходит одно: издавал „Современник“ и участвовал в „Библиотеке (для чтения. — Авт. )“… Какая же это биография? Это уже не писанье, а просто влаченье по гололедице груза на клячонке, вчера некормленной. Только и поддержки ей, что убеждение (хорош корм), что по стечению обстоятельств никто так не поставлен к близким сведениям о человеке, как она… Нечего больно зариться на биографию. Есть кое-какие факты, но плавают они в пошлости…» {933} .

«Кое-какие факты», о которых упоминает П. В. Анненков со слов Дан-заса, частично нашли свое отражение в его рабочих записях: «Геккерен был педераст, ревновал Дантеса и потому хотел поссорить его с семейством Пушкина. Отсюда письма анонимные и его сводничество» {934} .

На полученное от Анненкова письмо Тургенев отвечал:

« С. Спасское. 28-го октября 1852.

Коли Вы обрадовались моему письму, любезный Анненков, то можете представить, как я обрадовался Вашему. Я его получил вчера и отвечаю словом в день моего рождения, в который мне стукнуло не 28, как Вы думаете, а целых 34. <���…>

Я понимаю, как Вам должно быть тяжело дописывать биографию Пушкина — но что же делать? Истинная биография исторического человека у нас еще не скоро возможна, не говоря уже с точки зрения ценсуры, но даже с точки зрения так называемых приличий. <���…> Лучше отбить статуе ноги — чем сделать крошечные не по росту» {935} .

6 декабря 1852 года20-летняя дочь Поэта Мария Пушкина после окончания Екатерининского института была пожалована во фрейлины. В то же время фрейлинами по-прежнему были обе сестры Карамзины: Софья и Елизавета Николаевны — Антонина Блудова, а чуть позже — и 23-летняя дочь поэта Тютчева, Анна Федоровна, принятая ко двору в 1853 г., писавшая в своих воспоминаниях: «В то время фрейлинский коридор был очень населен. При императрице Александре Федоровне состояло двенадцать фрейлин, что значительно превышало штатное число их. Некоторых из них выбрала сама императрица, других по своей доброте она позволила навязать себе» {936} .