Эллиот Рузвельт - Его глазами

На следующий день мы посетили гробницы фараонов, потом на нескольких старых «фордах» выехали на пикник и закончили этот день отдыха и безделья осмотром огромного, величественного храма в Карнаке.

Все мы отбросили всякие заботы; только одного генерала Эйзенхауэра все время мучила мысль, что в результате совещаний в Каире и Тегеране и всех споров о вторжении в Европу командование этим последним наступлением союзников будет поручено генералу Маршаллу, а ему, Эйзенхауэру, дадут почетное повышение, назначив на какую-нибудь кабинетную должность в военном министерстве.

Три или четыре раза он с тоскою в голосе заговаривал о своих опасениях; я вполне допускаю мысль, что он делал это потому, что рядом с ним находился сын главнокомандующего; но я тут ничего не мог сделать, если бы даже и считал себя вправе вмешаться. Я мог только высказаться в таком духе, что мол, «начальники штабов, несомненно, посоветуются с вами, сэр, прежде чем принять окончательное решение». Однако даже в этом я не был уверен.

Мы с Леоном Греем и сержантом Крамом собирались вылететь в Тегеран на следующий день, но наш «Б-25» закапризничал, и с ним пришлось повозиться. Мы вылетели только под вечер в понедельник 29-го, рассчитывая пересечь Аравийскую пустыню с одной лишь посадкой в Хабанайе для заправки горючим.

Приземлившись на тегеранском аэродроме в половине десятого во вторник, мы узнали, что невольно причинили множество забот и хлопот. Из-за плохого состояния средств связи в этой части света нам не удалось известить отца, что мы задержимся на день в Луксоре; все были уверены, что нам пришлось совершить вынужденную посадку где-то в Аравийской пустыне, и уже собирались послать самолеты на розыски. Такая вынужденная посадка действительно не доставила бы нам особого удовольствия, так как всем известно, что кочевники Саудовской Аравии — люди весьма неприятные. Поэтому отец, узнав о нашем благополучном прибытии, почувствовал облегчение.

Признаться, я испытывал то же чувство.

Перед глазами 77 американцев, прибывших на конференцию в Тегеран, совершенно неожиданно предстал современный город. Его дома и железнодорожные сооружения теснятся кучками у подножья невысокого горного хребта. Этот хребет вместе с горами, высящимися к западу и югу от него, замыкает котловину, внутри которой и лежит Тегеран, а кругом на много миль простирается пустынная местность с редкими деревнями, пересекаемая одной или двумя железнодорожными ветками. Решение «Большой тройки» встретиться здесь было компромиссом, и мне думается, что ни один из трех основных участников встречи не был вполне удовлетворен этим выбором. Сталин, загруженный своими обязанностями командующего, настаивал на том, чтобы встреча состоялась в городе, расположенном не далее дневного перелета от Москвы. В результате «Большая тройка» собралась в столице государства, соблюдавшего дружественный нейтралитет, в столице одной из Объединенных наций; впрочем, сказать об этой стране еще что-нибудь положительное было бы трудно.

Зато было очень легко найти здесь много отрицательного. Во-первых, до самого последнего времени Тегеран был центром всей шпионской сети держав оси на Среднем Востоке, и представитель нашей секретной службы Майк Рейли разделял убеждение агентов советской секретной службы в том, что, несмотря на все предосторожности, среди тысяч беженцев, нахлынувших в Тегеран из Европы, были десятки нацистских агентов и профашистов. Во-вторых, Тегеран одно из самых скверных мест в мире в отношении гигиенических условий. Питьевая вода течет в город с гор по открытым каналам. Ваше счастье, если вы живете в верхних предместьях города, так как вы можете первым пользоваться этой водой. Но в то же время вы становитесь и врагом общества, ибо пользуетесь этими каналами не только как водопроводом, но и как канализацией. Таким образом, те, кто имеет несчастье жить в центре или в нижних предместьях города, получают в качестве питьевой воды помои своих соседей, и надо удивляться, если люди не заболевают тифом, малярией или дизентерией. Почему этот город с широкими, гладко замощенными улицами, сравнительно современными больницами, университетом, музеями, хорошей электростанцией и даже телефонной сетью не позаботился о том, что, казалось бы, следовало сделать в первую очередь — о надлежащей системе водоснабжения и канализации, — остается тайной.

И хотя во всех остальных отношениях Тегеран выглядит как современный цветущий город, сразу же заметно, что экономику Ирана нельзя назвать ни современной, ни цветущей. Вокруг столицы простираются степи, в которых пасутся стада, принадлежащие кочевым племенам. Кочевники прозябают в крайней нищете, за исключением разве севера страны, где земля более плодородна и где поэтому жить легче. На юге расположены нефтяные промыслы английское концессионное предприятие, приносящее огромные богатства тонкой прослойке знатных персов и правительственных чиновников, но ровным счетом ничего не дающее остальным гражданам.

И в довершение всего, война породила сильнейшую инфляцию: цена мешка муки превысила годовой доход любого иранца, если не считать правительственных чиновников в Тегеране. Беженцам приходилось платить за пачку американских папирос сумму, равную 5 американским долларам, за автомобильную шину — 2 000, за радиоприемник — 8 000, за швейцарские ручные часы — 15000.

Перед лицом такой бешеной дороговизны иранские чиновники только разводили руками, но ничего не предпринимали.

Все это, конечно, стало нам известно лишь после того, как мы провели в Тегеране несколько дней. Приземлившись на аэродроме, мы потратили целый час на ожидание армейской машины, которая отвезла бы нас в город. От нечего делать мы осматривали тем временем аэродром, на котором рядами стояли доставленные по ленд-лизу самолеты «П-39» со свеженарисованными на крыльях красными звездами. После этого я провел еще час в разъездах по Тегерану по неверным адресам. Я направился, разумеется, прежде всего в американскую миссию, но там мне сказали, что отец остановился в советском посольстве. Как мне стало позднее известно, это объяснялось серьезными причинами. Вначале отец отклонил приглашение, исходившее от самого маршала Сталина, мотивируя это тем, что он чувствовал бы себя более независимо, не будучи ничьим гостем; кроме того, он уже раньше отклонил приглашение, полученное от англичан, и теперь боялся обидеть их, приняв приглашение русских. Но все же соображения удобства и, что было еще важнее, безопасности, в конечном счете, побудили его согласиться. Американская миссия находится довольно далеко как от английского, так и от советского посольств, которые разделяет только улица. И поскольку город, несомненно, был наводнен шпионами держав оси (впоследствии агенты советской секретной службы сообщили об аресте нескольких лиц, подготовлявших покушение на жизнь членов «Большой тройки»), было совершенно разумно поселиться в самом безопасном месте. Посол Гарриман указал отцу, что, случись что-нибудь с английскими или советскими представителями на пути в американскую миссию, отец счел бы себя ответственным за это.