Гилмор Гарт - Без труб, без барабанов

Намереваясь заманить на стадион огромные толпы свободных от работы людей, следующую встречу в Роторуа организаторы спланировали в день святок. Для спортсменов это время было крайне неудобным. По традиции новозеландцы распускаются и напиваются на рождество, а святки приходятся на один из дней, в которые полагается привести себя в чувство. Из этого правила и спортсмены не исключение, и я тоже.

Рано утром в день соревнований я попытался провести легкий бег трусцой, но, пробежав 300 ярдов, едва успел отыскать ближайшую изгородь. Я поплелся домой и там наведывался в туалет через каждые полчаса. Позвали доктора. Он прописал мне молоко, и, ничего не соображавший в горестном своем состоянии, я совершенно упустил из виду, что мой желудок вовсе не переносит молока. Мои страдания начались снова. Расстройство продолжалось и во время автомобильной поездки в Роторуа, и после соревнований вечером. Это было мне хорошим напоминанием о воздержании.

Вероятно, из-за того, что, упаковывая вещи к поездке, я был слишком рассеянным, мне пришлось бежать в Роторуа в той же форме национальных цветов Новой Зеландии, в которой я выступал в эстафете в Окленде. Обычно я бегаю в майке клуба Оуэйрейка. Джофф Джекман, тогдашний национальный президент, за это сделал мне выговор. Очевидно, это было нарушением правил, весьма смутно определяющих, когда можно выступать в национальных цветах, а когда нет.

Во время нашего европейского турне в 1961 году мы носили национальную форму, потому что так или иначе были официальной новозеландской командой, но в других турне я имел право выступать лишь в своей клубной форме. В своих ранних поездках после Римской олимпиады я обычно надевал клубную форму, лишь в важных состязаниях облачаясь в национальную.

Цвета клуба Оуэйрейка за границей ни о чем не говорят, но серебряное перо на груди увеличивает престиж страны, — конечно, если тот, кто его носит, на высоте положения. Понятно, какая выгода может быть от спортсмена, который тащится в национальных цветах в конце забега!

Во время встречи в Роторуа было холодно, как никогда прежде. Было настолько холодно, что, стянув свой костюм после разминки, я сразу замерз. Сильный ветер сделал лидерство поистине тяжкой работой, и никто из нас не имел желания выйти вперед и вести бег в напряженном темпе. Берлесон все еще надеялся на свой быстрый финиш, невзирая на урок, преподанный ему в нашей схватке в Лос-Анджелесе, и тащился за моей спиной. Черную работу взял на себя Джон Дэвис и вел почти всю дистанцию. Незадолго до финиша я сделал рывок и пришел первым. Берлесон был вторым, а Джон третьим. Было до того холодно, что я поспешил в отель принять ванну, не дожидаясь, пока пройдут остальные виды.

Третья встреча проходила в Южном Кентербери, в городке Уэймейт, выбранном как из-за необыкновенного интереса, проявленного его жителями к легкой атлетике, так и из-за отличной дорожки, расположенной в живописной местности.

Нас и американцев снова поместили в разных отелях. Эта необычная практика оставляла нам очень малую возможность для того, чтобы общаться и лучше узнать друг друга. Даже развлечения не были у нас общими. Отчасти в этом были повинны американцы; они, например, отказались от поездки с нами на озеро Текапо, куда Дорин Портер, Дэйв Норрис и я отправились покататься на водных лыжах. Вспоминая об этой поездке, я, однако, не могу не признать, что американцы были дальновидны…

Катание на лыжах по воде всегда меня зачаровывало. Наблюдая лыжника, уверенно скользящего по водной глади, я всегда думал: «Черт возьми, уж если мои знакомые справляются с этим делом, то это, должно быть, легко». По этой причине я с радостью ухватился за приглашение попробовать свои силы в Текапо. Советом одного знатока не начинать учебу на свежей воде и особенно в таком месте, как озеро Текапо, где вся поверхность покрыта белыми барашками, как земля снегом, я решительно пренебрег.

После трех неудачных попыток устоять на воде, когда мои руки едва не вырвало из суставов, я наконец сообразил, что нужно отпускать веревку, если дела пошли плохо. В четвертой попытке мне удалось двигаться без перерыва целых 80 ярдов, однако удовольствие от такой езды было небольшое, потому что я скрючился до такой степени, что зад скользил по ледяной воде. Дрожа от холода, я повторил процедуру, стараясь на этот раз установить лыжи под правильным углом и прокатиться на ногах.

Я был настолько взбешен своей неспособностью овладеть этим с виду элементарным развлечением, что совершенно забыл о предстоящих на следующий день соревнованиях. Я твердо решил не дать побить себя этой детской забаве.

В конце концов мне удалось распрямить ноги, и, прежде чем плюхнуться обратно в озеро, я в течение нескольких секунд наслаждался весельем быстрой езды. Когда, однако, мне показали, как можно сделать то же самое на одной лыже, я снова расстроился. Все же мои попытки имели, по крайней мере, тот результат, что за полчаса, проведенные на воде, мое отношение к специалистам по водным лыжам перестало быть насмешливым, и я переполнился к ним уважением.

Я несколько утешился, наблюдая, как выглядят на воде мои компаньоны. Джон был доставлен на стартовую позицию усилиями двух помощников. Здесь он, устремив лыжи в небо, немедленно сел на воду и в таком положении помчался вперед. Он не мог подняться и в то же время не решался, как и я сам, выпустить веревку из рук. Поэтому все, что мы могли видеть, была стена воды, за которой угадывались очертания Джона, что наводило на мысль о подводной лодке, которая хочет всплыть и не может. От второй попытки он отказался.

На следующий день от непривычных усилий при езде в согнутом положении по холодной воде я не мог ни развернуть плечи, ни поднять ноги. О том, чтобы быть первым в соревновании, я не думал; мне хотелось лишь знать, сумею ли я закончить дистанцию.

К началу состязаний толпа, в несколько раз превышающая население городка Уэймейт, заняла каждый доступный ярд площадки; люди сидели даже у самого края поля, рядом с бровкой. Первую половину дистанции (я бежал полмили) я с напряжением прошел за 54 секунды и на выходе в вираж — в том месте, где обычно поддерживают энергичный бег, — уже не чувствовал ничего, кроме ужасного желания отдохнуть. На вираже темп бега значительно снизился, но в начале предпоследней прямой кто-то энергично обошел меня сзади, Я подумал сначала о Берлесоне, но это оказался не Берлесон, а Арчи Сан Романи. Эта неожиданная атака встряхнула меня, и я бросился покрывать брешь. На финишную прямую Арчи, Берлесон и я вышли одновременно.

В схватке на последних 100 ярдах дистанции Арчи сдал, а я сумел выиграть у Берлесона несколько дюймов. Он настолько отчаялся в своей надежде побить меня, что перед самой ленточкой ухватил меня за правый локоть, пытаясь оттеснить назад. Этот момент был великолепно схвачен фотокорреспондентом на финише. Результат бега 1.48,0.