Татьяна Дашкевич - Фатьянов

— Это ты уж, друг, к стихам близко не подходи. С такими стихами тебе в поэзии и делать нечего… Топи котят, пока они слепые — так говорит мой друг Сашка Твардовский про такие стихи, как у тебя!

У него была счастливая способность жить «миром» — быть не одиночкой, а своим в человеческой семье.

Поэтому его называли Алешей Фатьянычем, его любили, любовались русской народной его незамутненностью.

С появлением Никиты жизнь Фатьяновых стала приобретать основательность.

Вскоре они получили квартиру и переехали туда своей семьей. Может быть, этот год был самым счастливым в их жизни.

Летом 1950 года Фатьяновы переехали на Бородинскую улицу в собственную квартиру.

Она не была новой. К весне ее покинул писатель — чеховед Герман, чьи жилищные условия Литфонд «улучшил». В порядке «живой очереди» ордер на освободившееся жилье получил в той же благословенной организации и Фатьянов. Впервые он стал домовладельцем и хозяином, и завел в своем доме свои порядки.

Вереницей потянулись знакомые поздравить семью.

Дверь не запиралась. Все радовались за новоселов.

Перейдя площадь Киевского вокзала, гости направлялись туда, где метромост отрывался от земли и с легкостью пернатого устремлялся ввысь над Москва-рекой. У этой магической точки, точки соприкосновения подземного, водного и небесного, и стоял дом под номером пять.

Дом как дом — один подъезд, три этажа, обыкновенный московский двор со своей суетой, детьми в песке и стариками на скамейках… Окна выходили на Крымский мост и метромост, и оттого часто попадали в кадр уличного фотографа, мечтающего «поймать» бегущий новенький синий поезд.

Квартира была в последнем этаже старого дома, сырая, с протекающей крышей, без ванной комнаты, без горячей воды, с печным отоплением, она казалась неподходящей для жилья с детьми. Она состояла из двух комнат — восемнадцати и девяти квадратных метров — и большой, как боксерский ринг, кухни. В углу одной из комнат стояла буржуйка, все жилище было буквально обвито трубами импровизированного отопления. Видимо, чеховед бежал от сырости и неудобства в новую квартиру с горячей водой и хорошей чугунной ванной, в которую можно было бы погружаться в любое время… Небольшой умывальник в кухне с обжигающей холодной водой — вот все, что могла предложить хозяевам для омовения эта старая квартира. Сырость там была такая, что если вечером повесишь пиджак на спинку стула, то к утру он уже влажный. Вечером хозяева протопят печь — за ночь все выстынет. Этого не смог выдержать первый фатьяновский рояль, купленный у Никиты Богословского. «Шредер» не перенес такого микроклимата — у него лопнула дека…

Тем не менее, Фатьяновы были счастливы.

Они были счастливы, несмотря на то, что в кухне стояла швейная машинка и там же Фатьянов с Твардовским ежеутренне садились за стол, чтобы спорить ни весть о чем. Если встать лицом к этой кухне, то налево из коридора просматривалась небольшая комнатка со стенами, окрашенными синей масляной краской. Алексей Иванович там работал. Письменный стол, жесткое канцелярское кресло с зеленой обивкой, самодельные стеллажи, самые простые, составляли его кабинет. Рядом с письменным столом стояла детская кроватка. До трех лет Никита спал при папе, при маме, а потом его перевели в детскую. Тут же возвышался на четырех красных кирпичах пружинный матрас, покрытый ковром, на котором спали муж и жена. Это временное ложе благополучно прослужило лет пять, а потом его сменила новая тахта.

Далеко не мебель была главной достопримечательностью в доме Фатьяновых. Под детскую щедро отвели большую комнату, где сырость скапливалась, как в тропиках в сезон дождей. Там жили няня с Аленкой, и маленький Никита до своего «перевода» от родителей проводил все время, кроме ночи. В доме была стационарная печь. Одна ее часть грела детскую, вторая — кабинет. Топка открывалась с коридора, и оттого в прихожей всегда лежала горушка дров. Дрова носили на себе в самый высокий этаж дома, это было нелегко. И все же завели еще и буржуйку — жить стало суше. Печи не спасали, не сушили, грели плохо. Надо было что-то придумывать для улучшения условий быта.

И они постепенно улучшались.

Алексей Иванович плохо разбирался в хозяйственных делах. Но возвращаясь с очередной рыбалки, он всякий раз замечал в доме перемены. Вот в нем не стало оплетающих все и вся труб, вот в кухне появился громоздкий котел АУГВ, ванна. А в сырой детской на месте неуклюжей, слабой печки образовался камин с настоящей каминной решеткой, с полочкой над ним. Камин сделали прямо в печи, его часто топили. И уже законно встали на полочке каминные часы из Герингова особняка, приданое невесты. Эти бронзовые часы в виде идущего слона очень нравились Алексею Ивановичу приятностью звона и роскошным своим видом. Они ходили очень хорошо, били исправно, и хозяин замирал, вслушиваясь в прекрасные и таинственные звуки времени. Большой концертный рояль, камин, каминные часы — ему все это нравились! Вечерами в глазах детей отражался живой огонь. Потому что у них был настоящий камин, у их часов — настоящий бой, стоял на трех лапах настоящий рояль и настоящие люди приходили в их дом. Твардовский, Соловьев-Седой, Никитин, Мокроусов, Бялик, и даже те, чье имя было незнаменитым, были самыми лучшими людьми, потому что они были гостями его, фатьяновского дома.

А ведь это значило для него много.

Он был еще мал, когда родители лишились своего нового особняка.

Мал, но не настолько, чтобы не понимать, что такое жизнь при чужом углу. В десять лет человек способен сравнивать свой дом и чужой, особняк на центральной городской площади и комнату в чердаке у Марковых.

Становясь хозяином, он становился самим собой.

Он мог покупать книги в писательской лавке на Кузнецком мосту, приносил их и ставил на полку своего стеллажа.

Он мог закрываться в своем кабинете и работать часами, не отвечая на стук. На письменном его столе стояла неприкосновенная карандашница со множеством остро заточенных карандашей. Ночи напролет проводил он за столом при свете зеленой лампы. Тогда у всех были точно такие же «сталинские» лампы…

Сочинив стихотворение, он обязательно будил жену и читал ей. И она, полусонная, слушала.

По утрам он по-хозяйски выходил в кухню в своей сине-красной пижаме и выпивал сразу кувшин ряженки, которую очень любил. В кухне стоял буфет — сервант с баром, который запирался на ключ. Галина Николаевна на ключ повесила маленький рыбацкий колокольчик. Если вдруг Алексей Иванович хотел тайком открыть бар — колокольчик звенел, и это слышали…