Йохан Бреннеке - Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945

Эммерманн швырнул книгу на стол.

— Идиот! На лодке, где на девяносто пять человек два клозета с ручной помпой и питьевой воды кот наплакал! Как вам это нравится?

На следующий день слегли еще двое. Первый жаловался на сильные боли, потом появилась диарея, потом высокая температура, бред.

Носовой гальюн был тут же выделен для больных. Эммерманн сразу ограничил потребление воды, чтобы иметь возможность дать больным если не свежие простыни, то хотя бы смоченную в воде материю. Эммерманн определил по полстакана воды на человека в день. Люди приняли эти ограничения стоически.

Каждый день слегали два-три человека. А те, кто заболел первым, шли на поправку и могли исполнять нетрудные обязанности. Этот факт вселял надежду, что болезнь не поразит всю команду одновременно.

Однажды вечером Эммерманн прилег отдохнуть и тут же проснулся. В полусонном состоянии ему почудились крики и шум драки.

— Держи его! — крикнул кто-то. — Держи его!

Эммерманн соскочил с койки и чуть не наткнулся на Эберхардта, совершенно голого, размахивающего окровавленным ножом. Его глаза сверкали лихорадочным, нездоровым блеском. Он взглянул на Эммерманна, который стоял перед ним без движения и смотрел на него. Потом Эберхардт, кажется, узнал командира, потому что закричал:

— Я пришил его, господин командир! Он все время бегал за мной! С ножом! Вот с таким! — И помахал кухонным ножом перед лицом командира.

— Хорошо, Эберхардт. Молодец, что ты пришил его, — спокойным голосом сказал Эммерманн. — Раз уж ты убил его, то нож тебе больше ни к чему, правильно? Ну, дай мне его, будь хорошим парнем.

Пока молодой моряк соображал, что ему говорят, Эммерманн неторопливо приблизился к нему и взял у него нож.

— А теперь иди, парень.

Командир взял его за плечи, развернул и твердо подтолкнул к старпому и старшине, стоявшим до этого у него за спиной. Потом парня подхватили его друзья и увели обратно в первый отсек.

Только после этого Эммерманн выяснил, что же произошло.

Эберхардт действительно напал с ножом на другого человека и попытался убить его. В бредовом состоянии он бросился и на механика и ударил его ножом. Нож попал в руку, и, прежде чем другие бросились к Эберхардту, тот нырнул через переборку во второй отсек.

К вечеру старшина доложил Эммерманну, что Эберхардту лучше и что он теперь в здравом уме.

— Надеюсь, вы не сказали ему, что он натворил?

— Да нет, сказали, господин командир. Какая разница? Он все равно ни слову не верит.

— Жаль. Не надо было говорить. Конечно, он ничего не помнит, он был в бредовом состоянии.

И Эммерманн пошел навестить больного.

— Ну что, бандит?

— Герр командир, я не хотел… я ничего не делал… я ничего не помню…

— Ладно, Эберхардт, все нормально. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Даже механик и тот зла не держит. Главное — скорее поправиться. Так что забудь об этом. Механик только хотел тебе помочь, а тебе стало что-то мерещиться. А меня ты тогда узнал, да? Ладно, поспи как следует и забудь обо всем.

С этого момента Эммерманн выставил охрану возле больного.

Даже отчасти повезло, что с ними была команда Хёльтринга. Часть команды заболела дизентерией, но остальные помогали нести вахты.

Эпидемия закончилась так же внезапно, как и началась. Близ островов Зеленого Мыса Эммерманн был вынужден нырнуть, увидев высоко летящий самолет. Поскольку под водой делать было нечего, сели играть в карты. Внезапно всех встревожил отдаленный подводный взрыв. Все сразу подумали об одном и том же: Маус!

Эммерманн взглянул на встревоженное лицо механика с лодки Хёльтринга — лейтенанта Юргенса, сидевшего напротив. Его командир и половина команды находились на лодке Мауса. Юргенс опустил карты на стол, несколько карт упало со стола. Юргенс нагнулся, чтобы поднять их, и задержался в таком положении. Его поняли.

На следующий день от Мауса сигналов не поступало.

Позже они узнали, что большая часть людей, находившихся на лодке Мауса, была спасена. Хёльтринга, который был ранен, не удалось убедить покинуть лодку, и он ушел с ней.

Два дня спустя Эммерманн встретился с лодкой Куппиша, от которого он должен был получить кое-какой провиант, прежде всего воду. У Куппиша была одна из новых больших лодок — серии IXd2. Сам Куппиш был из группировки «Муссон», воевавшей вместе с японцами. Он принадлежал к числу самых успешных командиров начального периода войны, но затем получил назначение на берег и очень долго не был в море. В результате он даже самую реальную угрозу с воздуха воспринимал слишком легкомысленно.

Когда ранним утром он встретился с «U-172», то был удивлен тем, что на мостике находится шесть наблюдателей, что у двадцатимиллиметровок дежурят расчеты и что 105-миллиметровое орудие заряжено и готово к немедленным действиям.

— Эммерманн! Ты ощетинился, как пират, старина.

— Мне так спокойнее.

Куппиш засмеялся и махнул рукой:

— Я тут две недели и даже не слышал звука самолета.

По мегафону Эммерманн рассказал ему об опыте последних двух дней.

— Поверь, тут от нас мало что зависит, — заключил он свое сообщение. — Тут в любом месте можно ждать самолета.

— Хм, это звучит очень серьезно, — сказал Куппиш задумчиво. — Одно дело, если бы мне это сказал кто с базы. Но когда говоришь ты — это меняет дело. Преклоняюсь перед опытом.

И Куппиш приказал приготовить зенитки и отослал с палубы вниз всех, в ком здесь не было необходимости.

Работа по погрузке запасов шла своим ходом. Хоффманн, старпом Эммерманна, занимался продуктовой стороной дела. Через два часа «U-172» получила все необходимое.

Команда «U-172» трижды прокричала приветствие Куппишу, пожелала везения на долгом пути, предстоявшем ему. Затем Эммерманн ушел на полном ходу. Лодка Куппиша становилась все меньше и меньше, превратилась в темное пятнышко и наконец исчезла.

Эммерманн после этого решил продолжить путь в подводном положении. Медленнее, конечно, зато безопаснее.

Прошло не больше двадцати минут, когда на лодке вновь услышали грохот взрывов. Эммерманн бросился к гидрофонам. Между взрывами он слышал шум винтов, но затем все стихло.

— Ты что-нибудь слышишь? — спросил он оператора.

— Ничего, герр командир.

Это был действительно Куппиш, как потом узнал Эммерманн. Его застал врасплох самолет с авианосца и потопил.

— Третья лодка, гибель которой мы слышим, — горько произнес Эммерманн.

— Да. И семнадцатая, которая гибнет возле нас за этот поход, — добавил Хоффманн.

Эммерманн ничего не сказал. Он исчез в своем закутке, который величественно называли каютой.

Вблизи испанских берегов он на большой скорости спешил в ночи к базе. Это была редкая по красоте ночь. Слева, справа и впереди прыгали на волнах испанские рыболовные суденышки, их огни светили ярким мирным светом, и Эммерманн без труда обходил их.