Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Эти самые, по выражению В. Шукшина, «с мавзолейчика» к началу 70-х действительно «наделали делов» — открыли еврейскую эмиграцию из страны. Проделано это было по подсказке русофилов из Политбюро, которые прекрасно знали слабое место своего генсека. Ведь жена Леонида Брежнева, Вероника Петровна, была еврейкой, а так как у евреев национальность считается по матери, то, стало быть, и дети Генерального секретаря считались евреями. Вот и согласился Леонид Ильич «открыть двери» для желающих уехать из страны. Тут еще и разрядка в международных отношениях со странами Запада подоспела, а она требовала каких-нибудь показательных действий со стороны кремлевских руководителей.

В силу прежде всего своего дворового воспитания Владимир Высоцкий никогда не мог стать и не стал националистом. Ему было глубоко чуждо и омерзительно деление людей по национальному признаку, это была его твердая жизненная позиция и кредо. К антисемитизму Высоцкий относился с отвращением и с… присущей ему иронией. Его песня «Антисемиты», написанная еще в 1963 году, наглядно это показывает. В чем только не обвиняет герой этой песни бедных евреев, выводя в конце своих размышлений убийственное обвинение:

Совсем как в стародавних частушках на эту же тему:

Владимир Высоцкий по отцу был евреем, но по еврейским обычаям таковым не считался. Да и сам он всегда называл себя русским. 4 марта 1962 года писал своей жене из Свердловска: «Я — Высоцкий Владимир Семенович, по паспорту и в душе русский…» Хотя и от еврейства своего никогда не отказывался и писал той же Л. Абрамовой в августе 66-го из Кабарды: «Я — горный житель, я — кабардино-еврейский-русский человек».

В сознание же своего народа Владимир Высоцкий прочно вошел как истинно русский певец, о его второй национальности тогда большинство слушавших его ничего не знали. В. Смехов как-то рассказывал, что однажды зимой, прогуливаясь на даче А. Вознесенского, он услышал от хозяина дачи гордые слова: «В нынешней нашей поэзии только два русских поэта — я и Высоцкий». На что В. Смехов ему заметил: «Ошибаешься, Андрей, только ты». Это открытие для А. Вознесенского было столь неожиданным, что от удивления он споткнулся и упал в сугроб.

Но вернемся в апрель 1971 года, к моменту выписки Владимира Высоцкого из больницы.

Примирение с Мариной Влади и успешное лечение, казалось бы, восстановили в Высоцком так необходимое ему душевное равновесие. К тому же в те дни в театре решалась судьба главного исполнителя в спектакле «Гамлет», премьера которого была уже не за горами, а ради этой роли Высоцкий готов был пойти на многое. «Во что бы то ни стало, но я должен ее сыграть!» — так решил для себя Высоцкий, и его упорство в достижении этой цели поражало в те дни многих. Алла Демидова вспоминала: «Высоцкий был очень увлечен работой. Сносил любые насмешки Любимова. Я поражалась терпению Высоцкого и, зная его взрывной характер, часто боялась Володиной реакции. Особенно когда на репетициях сидела Марина Влади. Сидела она почти всегда наверху, в темноте балкона, чтобы никто ее не видел, но все все равно знали, что Марина в зале, и иногда мне казалось, что Любимов нарочно дразнит и унижает Володю при его жене, чтобы разбудить в нем темперамент, злость и эмоциональность. Володя терпел и репетировал».

Об этом же писал в своем дневнике и Валерий Золотухин: «Как Высоцкий все это выдержал — удивляюсь. Я бы Героя дал ему за такое терпение. Разве с актером можно так обращаться?»

Если коллеги Владимира Высоцкого по актерскому труду восхищались упорством Высоцкого в достижении своей цели во что бы то ни стало сыграть Гамлета, то про Юрия Любимова этого сказать было нельзя: над Высоцким он откровенно смеялся. Он и не скрывал этих своих чувств, говоря: «Как Высоцкий у меня просил Гамлета! Все ходил за мной и умолял: «Дайте мне сыграть Гамлета! Дайте Гамлета! Гамлета!» А когда начали репетировать, я понял, что он ничего не понимает, что он толком его не читал. А просто из глубины чего-то там, внутренней, даже не знаю, что-то такое, где-то, вот почему-то: «Дайте Гамлета! Дайте мне Гамлета!»

Удивительно слышать подобные слова из уст такого большого мастера, как Юрий Любимов. Надо было абсолютно не знать Высоцкого, чтобы бросать ему в лицо подобные слова. Ведь в том-то и было все дело, что роль Гамлета вызревала в нем внутренне, он шел к ней интуитивно, каким-то десятым чувством улавливая внутреннюю логику поступков датского принца. «Гамлет» и стал лучшим спектаклем Владимира Высоцкого в силу того, что Высоцкому в нем абсолютно ничего не нужно было играть, он жил в этой роли, так как судьба Гамлета была и его собственной судьбой. Как и Гамлет, Высоцкий был одинок в этой жизни, духовно никем не понимаем и по-настоящему так и не ценим. «Я один, все тонет в фарисействе». Даже символика спектакля подчеркивала духовное родство Гамлета и Высоцкого: тот тяжелый занавес, что висел на сцене, был символом рока, фатума, Дании-тюрьмы, довлеющих над Гамлетом-Высоцким.

В январе 1972 года на страницах «Литературной газеты» в статье «Трагедия: гармония, контрасты» А. Инкст писал о премьере «Гамлета» на сцене Театра на Таганке: «Гамлет в спектакле — затворник в ненавистной ему Дании, тюрьме со множеством темниц и подземелий. Герой задыхается от гнева против мира, в котором быть честным — значит быть единственным среди десятка тысяч. Зоркий, а не безумный — таков Гамлет Владимира Высоцкого, в одиночку борющийся против зла, воплощенного в короле, убийце и тиране, против всех, кто с Клавдием». Премьера «Гамлета» состоялась 29 ноября 1971 года. Вспоминая о том дне, Владимир Высоцкий позднее рассказывал: «Когда у нас в театре была премьера «Гамлета», я не мог начать минут пятьдесят, сижу у стены, холодная стена, да еще отопление было отключено. А я перед началом спектакля должен быть у стены в глубине сцены. Оказывается, ребята и студенты прорвались в зал и не хотели уходить. Я бы на их месте сделал то же самое: ведь когда-то сам в молодости лазал через крышу на спектакли французского театра… Вот так я ощутил свою популярность спиной у холодной стены».

12 января 1972 года итальянская газета «Каррьере делла сера» писала: «Живое любопытство пробудило московскую публику, часть которой с полным одобрением, другая же часть со столь же полным неприятием восприняла спектакль «Гамлет», который недавно был поставлен в Театре на Таганке. Перевод Бориса Пастернака, режиссура Юрия Любимова (последователя Брехта), главная роль доверена Владимиру Высоцкому, который, как рассказывают, провел несколько лет в сибирских трудовых лагерях. Он известен как автор песен уголовного характера, довольно популярных среди молодых людей, обменивающихся магнитофонными лентами с записью его музыки…»