Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы

Его любили в театре. Были люди, которые относились к нему равнодушно. Этих людей волновало, раздражало его имя. Они сами себе льстили, думая, что имя Высоцкого построено не на том, что он — хороший актер. Но еще раз повторяю: те люди, которые о нем в основном сейчас пишут, никогда не были с Володей в близких отношениях. Они были с ним «ни в каких отношениях».

Подобная ситуация, сложившаяся вокруг Высоцкого в стенах родного некогда театра, разрушительно действовала на его и без того расстроенную психику. Фотожурналист В. Плотников, вспоминая об этом, отмечал: «Последние годы Высоцкий становился все круче и неуправляемее. Часто бывал раздражительным, взрывался по малейшему поводу. Договаривались с ним о съемках, а он не приходил. Что с ним происходило, я не знаю. Может быть, силы были на исходе. Ведь в буфете театра он просил: «Сделайте мне не двойной, а десятерной кофе».

С тех пор, как в 1975 году он сыграл роль Лопахина у Анатолия Эфроса, он ни в одном из новых спектаклей Таганки занят не был и фактически был выведен из репертуара. В 1977 году, в период подготовки «Мастера и Маргариты», ему была предложена роль Бездомного, роль третьестепенная в спектакле, от которой он сам и отказался. В «Трех сестрах» им вновь пренебрегли — зная, что он мечтал сыграть Вершинина, ему дали роль Соленого, и Высоцкий в конце концов «сошел с дистанции», перестал ходить на репетиции. В конечном счете, все шло к тому, чтобы Высоцкий покинул театр. Но в его судьбу вмешался случай. Ю. Карякин, воскрешая события тех дней, вспоминал: «В начале 1978 года у меня шел спектакль по Достоевскому в «Современнике» и только-только начиналось что-то с Таганкой. Я говорю Высоцкому: «Володя, давай съездим в «Современник». Там совершенно фантастически играл Раскольникова Костя Райкин. Высоцкий приехал. Мы посмотрели спектакль, поехали к нему. И тут как раз он сказал, что хочет уходить из театра. Я перед ним чуть на колени не встал, умолял: «Останься и сделай Свидригайлова». Так бывает нечасто, но никого другого в этой роли я тогда просто представить себе не мог. Мне повезло: у него было одно спасительное для меня качество — соревнование с самим собой, азарт. Не знаю, кто или что тому виной, но в конце концов этот азарт сработал и здесь. У Высоцкого возникла потребность даже не то чтобы сыграть… понять, раскусить еще и этот орешек».

Думается, не только азарт послужил источником желания Владимира Высоцкого сыграть развратника и самоубийцу Свидригайлова. Немалое место в мыслях Высоцкого на этот счет занимало то, что приближение Свидригайлова к смерти, его сосредоточенность на мысли о «там», гамлетовской мысли «жить или не жить», было в тот период близко и самому Высоцкому. Таким образом, Высоцкий играл не Свидригайлова, он играл самого себя.

В том году Высоцкий был на обследовании у врача, и тот сказал ему после осмотра, что дело плохо, следует провести более серьезные исследования, что сердце Высоцкого неблагополучно, нужен длительный отдых. Но Высоцкий голосу ученого эскулапа не внял. Да и можно ли было представить себе отдыхающего Высоцкого, в домашних тапочках у телевизора? К тому периоду Высоцкий уже догадывался о своей незавидной участи, понимал, что его вконец изношенный организм работает на последних оборотах.

Помимо желания сыграть Свидригайлова, Владимира Высоцкого удерживала в стенах театра еще одна причина, не менее серьезная. Дело в том, что у него не было никакого официального звания, он нигде не публиковался, как киноактер не состоял ни в одном штате, не являлся членом какого-нибудь творческого союза. Единственным местом творческой прописки Высоцкого была Таганка. Именно здесь он получал свою официальную зарплату (170 рублей), здесь на него составлялись характеристики для поездок за границу (а ездил он довольно часто). Покинув же театр, он фактически становился тунеядцем. А в Советском Союзе подобное «звание» всегда преследовалось по закону официальными властями. Тем более в те годы. Например, в номере 48 «Хроники текущих событий» была опубликована большая статья под лаконичным названием «Литераторы-тунеядцы». В ней писалось: «С начала 1978 года активизировалась деятельность административных властей, направленная на квалификацию ряда живущих в СССР писателей в качестве «тунеядцев», или «лиц, ведущих паразитический образ жизни» (наиболее известный из предыдущих случаев такого рода — ленинградский судебный процесс 1964 года над Иосифом Бродским).

В начале января сотрудники милиции посетили квартиры исключенных в разное время из Союза писателей СССР Владимира Корнилова, Владимира Войновича, Льва Копелева и вышедшего из Союза писателей Георгия Владимова, а также историка, литератора и издателя Роя Медведева. От каждого из них потребовали «объяснений» источников их доходов».

Именно боязнь стать тунеядцем и дать властям серьезный повод завести на него еще одно дело и удерживала Владимира Высоцкого от того, чтобы порвать с театром раз и навсегда…

Отлученный от основного репертуара Таганки, Высоцкий решает попробовать себя в театральной режиссуре, осуществить на практике ту мечту, которую он давно в себе носил. Вместе с актрисой Театра на Таганке Аллой Демидовой он выбирает для постановки пьесу Т. Уильямса «Игра для двоих». Постановкой этого спектакля им хотелось уйти от вечного таганковского балагана, создать спектакль камерный, глубоко лирический. В тот период, в конце 70-х, Высоцкий и Демидова одними из первых почувствовали то, о чем вовсю заговорят в 80-х: о театральном застое. Своим желанием уйти от привычного густонаселенного действа, поставив спектакль всего для двух актеров, они как бы говорили: в том виде, в каком существовал тогдашний театр, — без экспериментов, — он, без сомнения, скоро умрет. Судьба тогдашней Таганки была наглядным тому примером.

Между тем Юрий Любимов, видя желание своих актеров поставить подобный спектакль, откровенно над ними смеялся и во всеуслышание заявлял: «Вы просто больны звездной болезнью!»

В пьесе было всего два действующих лица: режиссер спектакля, который он ставит по ходу пьесы, сам же в нем и играет (роль Высоцкого) и сестра этого режиссера — актриса талантливая, но уставшая, во многом разочаровавшаяся (роль Демидовой). Во время первых репетиций спектакля Высоцкий предложил расширить роль Демидовой и сделать ее героиню еще и наркоманкой, которая употребляет наркотики для того, чтобы вытаскивать из себя ту энергию, которая в человеке хоть и заложена, но генетически еще спит, пробуждаясь только в ситуациях экстремальных. Соглашаясь на расширение своей роли за счет таких добавлений, могла ли знать Алла Демидова, что предложивший ей это Высоцкий сам вот уже около года вытаскивает из себя энергию с помощью тех же наркотиков?