Николай Афанасьев - Фронт без тыла (Записки партизанского командира)

Однако нам становилось все труднее и труднее. Люди устали, все чаще приходилось делать привалы. К тому же дождь принес с собою еще одну, совершенно неожиданную, неприятность. Выяснилось, что многим достались полушубки из плохо выделанной овчины. Намокнув под дождем, они стали вытягиваться в длину, и через некоторое время в колонне было немало совершенно комичных фигур: полы до земли, рукава ниже колен... И грустно, и смешно. А чего ждать от этих полушубков, когда они высохнут?

К исходу дня погода немного улучшилась. Дождь перестал. Мы углубились в болота километров на тридцать и расположились наконец на длительный отдых. В наступившей темноте стало заметно, что небо над участком нашего перехода линии фронта освещается беспрерывно запускаемыми ракетами. Вероятно, противник принял нас за крупную воинскую группировку, зашедшую ему в тыл, и опасался теперь одновременного удара с двух сторон. Значит, преследования можно не опасаться. Да и ушли мы довольно далеко.

На следующий день с утра в небе опять висели облака, сыпал мелкий дождь, и мы, не боясь нападения с воздуха, совершили большой переход и вышли к западной окраине Рдейских болот.

К вечеру горизонт на северо-западе очистился от облаков, температура стала стремительно падать, начало подмораживать. Очень быстро мокрый снег превратился в наст, наши полушубки - в ледяные панцири, а валенки- в самые настоящие колодки. Возникла опасность поморозить людей. Единственный выход разводить костры.

Это было рискованно - мы ведь не знали нынешнего расположения гарнизонов противника,- но другого выхода не оставалось. В небольшом лесу между деревнями Хвалютина и Глотова устроились на отдых. И сразу же в лесу запылали десятки костров. Одновременно во все окрестные населенные пункты были высланы группы разведчиков.

К счастью, гитлеровских гарнизонов в ближайшей округе не было, и мы провели эту ночь спокойно. Все смогли обсушиться, согреться и выспаться, так что наутро выступили в путь бодро. Впрочем, если бы противник и был поблизости, он вряд ли решился бы напасть на нас. И вот почему.

Когда рассвело, я отошел от нашего лагеря в сторону метров на двести и заметил, что дымки костров, поднимаясь верх и переплетаясь между собой, образовали такой чудовищный столб, глядя на который, можно было бы предположить, что в лесу находится не полк, а целая дивизия. А какими силами могли бы располагать гарнизоны противника, если бы они и были поблизости? В таких условиях гитлеровцы всегда предпочитали не торопиться: они сначала подтягивали крупные силы, создавая численное превосходство, и только затем вступали в бой. И еще одно. Когда полк двинулся в путь, я вновь отошел в сторону и прислушался. Триста пар лыж скребли жесткий наст, издавая такие звуки, услышав которые, можно было думать о чем угодно - даже о движении по лесу мощной колонны техники совершенно неизвестного типа. Впрочем, все это только предположения, и хорошо, что они в конце концов предположениями и остались.

В этот день я вел полк к той самой деревне Зеленый Клин, где летом располагался мой штаб. Я хотел выйти к одному из тайников, о которых уже писал, чтобы забрать полушубки взамен пришедших в негодность.

Знакомые до мельчайших подробностей места. Кажется, что каждая тропка, каждая лесная дорожка встречает нас, как родных. Удивительно быстро привязывается человек к той земле, которую защищал, на которой терпел лишения и боль, на которой и сам находил прибежище и защиту. "В своем доме и стены помогают..." Я заметил, что кочевая наша жизнь приучила каждого видеть дом под любым деревом - лишь бы ветви его были способны укрыть в случае чего от ветра и дождя. И вот странность: то дерево, под которым провел ты ночь, кажется наутро настолько своим, что уходить из-под его кроны почти так же грустно, как грустно уходить из дома, под крышей которого прожил ты долгое время.

Мы шли по земле, ставшей для каждого, кто бывал уже здесь, родной. Шли через леса, через болота, через деревни, в которых знали раньше каждый дом. Грустный это был марш.

Почти все деревни на нашем пути стояли заброшенные. Да и что это были за деревни?! Пепелища, торчащие тут и там обгорелые печные трубы, почерневшие от огня деревья. И кое-где собаки, не понимающие, куда делись люди, но ждущие их, продолжая привычное свое и никому уже не нужное дело: сторожить. Что сторожить? От кого?..

Деревни Зеленый Клин тоже не было. Но тайник на окраине болота уцелел, никто не приходил к нему раньше нас. Вскрыв его, мы смогли заменить полушубки и валенки всем, кто в этом нуждался. Тем, кто сломал в походе лыжи, выдали новые, а поскольку продовольствия в вещевых мешках к этому времени почти не осталось, наполнили их прекрасно сохранившимся зерном. На всякий случай забрали из тайника и почти все хранившиеся в нем боеприпасы - до них, как я уже говорил, любой из нас был особенно жаден.

Двинулись дальше, а когда стало уже смеркаться, услышали над головами знакомый звук трудяги У-2, деловито ковылявшего откуда-то к линии фронта. Через несколько часов, в лесу возле Витебской железной дороги, я узнал, что на этом самолете был вывезен в советский тыл тяжело больной Васильев.

Узнал я об этом от того самого Сарычева, который был когда-то моим заместителем по хозяйственной части, а теперь занимал эту должность в штабе 2-й бригады. Вместе с группой разведчиков, которым было поручено разыскать наш полк, он пришел ко мне с запиской от Орлова. Сергей Алексеевич предлагал мне изменить маршрут, соединиться с бригадой и принять командование ею. Но как я мог согласиться на это, не имея указаний из Ленинграда или Валдая? Поэтому написал в ответ, что принять командование бригадой считаю за высочайшую для себя честь и, если на это будет приказ Никитина или Гордина, последую ему с радостью. Пока же продолжаю выход в заданный район.

Никогда больше не встречал я Орлова и не знаю, чем руководствовался он, посылая мне ту записку. Некоторое время спустя в командование бригадой вступил Николай Александрович Рачков, бывший командир 3-го полка.

Вдоль Витебской железной дороги гитлеровцы расположили по деревням довольно густую сеть своих гарнизонов, поэтому двигаться дальше общей колонной стало небезопасно. Решили выходить к цели поотрядно. Штаб полка шел со вторым отрядом, которым командовал Андреев.

Ночью мы пересекли железную дорогу и, отойдя немного в сторону от нее, расположились на отдых в деревне Пригон - впервые за много дней в теплых деревенских избах. Рядом, в Чихачево и Сорокине,- крупные вражеские гарнизоны. До Чихачево пять с половиной километров, до Сорокине - четыре. Выставили усиленные заслоны, предупредили людей о том, что возможен бой, что надо быть в полной готовности.