Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

Через два-три дня после поездки на ярмарку произошло одно позорное событие, о котором до сих пор не могу вспоминать без отвращения. В городе было объявлено о демонстрации фильма, который, судя по разговорам, привлекал внимание всего населения. Я пригласил на него Ренату и фрау Эльзу. Вначале они отказывались, ссылаясь на то, что зал очень маленький, а желающих будет много, но потом они согласились, так как очень давно не смотрели фильмы. Я купил билеты, и мы отправились. В зале мы заблаговременно заняли свои места и стали ждать начала сеанса. Народу, действительно, было очень много, и вскоре зал заполнился до отказу. Вдруг, откуда ни возьмись, в зал ввалилась большая группа офицеров, которая с шумом и криком начала теснить собравшихся, освобождая себе места. Я не знаю, были ли у них билеты вообще, а если и были, то скорее всего без обозначения номеров мест - так называемые стоячие, как это практиковалось в нашей стране, когда не хватало мест. Кто-то из них стал возмущаться тем, что в зале так много немцев, что для русских не осталось мест. Их поддержало какое-то число уже сидевших на своих местах русских. Раздались громкие крики, в хамском стиле требующие, чтобы немцы освободили места для вновь прибывших. Кому-то на глаза попались фрау Эльза и Рената, и сидящие недалеко от нас начали указывать на них пальцами. Бедные женщины тут же встали, чтобы выйти из зала, но я с силой удержал их на месте и довольно резко ответил грубиянам, что они никуда не уйдут, так как я их пригласил сюда, и мы находимся не в Америке, где негры и белые сидят отдельно. Тогда раздались крики, чтобы ушли те немцы, которые пришли сами, без приглашения. Все эти слова произносились и на русском, и на очень плохом, но вполне понятном немецком языке. Меня поразило то, что ни один человек из русских, а среди них были и авторитетные командиры, не попытался остановить это безобразие, призвать к порядку и совести наших офицеров. Человек 10-15 немцев встали и покинули зал, сопровождаемые нелестными словами в их адрес. Хамствующие молодцы, с видом людей, совершивших великий подвиг, заняли их места, зал успокоился, и начался сеанс. Я не запомнил ни названия фильма, ни его содержания не только ввиду недостаточного понимания языка, но и потому, что я кипел от возмущения и просидел весь сеанс точно на раскалённых углях, не в силах унять охватившее меня негодование. Мне было невыносимо стыдно перед немцами за своих соотечественников. Я думал о том, правильно ли я поступил, оставшись в этом зале, не лучше ли было встать и увести Ренату с фрау Эльзой от этой публики? По окончании фильма я вышел из зала в подавленном и угнетённом состоянии. По дороге домой я извинился за то, что доставил им такие неприятности, а они утешали меня, говоря, что тут нет моей вины. О содержании этого фильма и впечатлениях о нём ни сейчас, ни потом мы ни единым словом не обменялись. Видимо, они его так же "внимательно" смотрели, как и я.

Прошло несколько дней, и опять наступило воскресенье. Никаких планов на дневное время у меня не было, а вечером договорились собраться у Николая. Я позавтракал в кафе Йон и вернулся домой. Фрау Эльза сидела за чтением очередного французского романа, а Рената покрутила приемник, настроила его на какую-то европейскую станцию, которая передавала вальсы Штрауса, и попросила проверить следующие 50 испанских слов, выученных ею накануне. Вдруг раздался звонок и, не ожидая от хозяев приглашения, вошел высокого роста мужчина, лет сорока, в полковничьей форме. В коридоре его встретила фрау Эльза, но, увидев незнакомого человека, ему навстречу пошла и Рената.

- Кто здесь хозяйка? - с трудом подбирая слова, спросил полковник, даже не поздоровавшись с женщинами.

Фрау Эльза заволновалась и, взяв за руку подошедшую Ренату, ответила:

- Мы, то есть фрёйляйн Рената и я, - и, немного подумав, добавила: - Что вас интересует, господин офицер?

- Мы с женой здесь будем жить, вот вам предписание от военного коменданта, - говорил полковник тоном, не допускающим никаких возражений. - Покажите нам самую большую комнату, - потребовал он у удивлённых женщин.

Я наблюдал за всем происходящим из дальней комнаты, стоя у открытой двери. Тут полковник заметил меня и в такой же грубой манере продолжил разговор, указав пальцем на меня:

- А это кто такой?

Я не спеша подошёл к ним, на ходу подбирая слова, и представился:

- Здравствуйте, я друг этой семьи. Чем могу помочь?

Произнося эти две-три простенькие фразы, я больше всего старался следить не за правильностью построения речи, а за произношением. Номер удался, полковник принял меня за немца и тут же сделал грозное предупреждение:

- Пока я здесь живу, никто к вам не должен приходить - ни знакомые, ни друзья. Вы меня поняли? - спросил он, поочередно оглядев каждого из нас и сделав указательные жесты пальцем.

Женщины стояли в полной растерянности и смотрели то на меня, то на непрошеного гостя. Надо было что-то предпринять, и я решил, что нечего играть в кошки-мышки, ситуацию надо прояснить, а потому, перейдя на русский, объяснил ему:

- Вы извините меня, товарищ полковник, я немного пошутил. В действительности, я живу здесь уже два месяца, вот моя комната. Вероятно, произошла какая-то ошибка, что вам дали направление сюда же.

- Вот что, молодой человек, - со злостью начал полковник, - во-первых, я никаких шуток над собой не позволю. Во-вторых, попрошу немедленно освободить комнату, я завтра сюда приеду с женой. И, в-третьих, попрошу здесь больше не появляться, если не хотите нарваться на неприятности.

От такой тупой солдатской наглости я тоже начал закипать и, несмотря на большую разницу и в возрасте, и в положении, ответил ему в таком же резком тоне:

- Не вам решать, где мне бывать, а где нет. Вы многое на себя берете.

- Ах так, - грозно прорычал полковник, - я завтра же тебе устрою такую жизнь, что в два счёта вылетишь туда, откуда приехал. Молокосос! - закончил он свою тираду. Теперь он перешёл на ты.

- Вы не оскорбляйте меня на том только основании, что вы полковник. Я не ваш солдат или офицер и могу дать хорошую сдачу.

Женщины следили за нами, не понимая сути разговора, но на их лицах можно было прочесть большую тревогу за происходившее в их квартире. Я уже писал, что из-за мягкости характера могу многое перетерпеть, но не наглость и хамство. Хорошо понимая, что такой идиот может мне многое испортить, я, тем не менее, не мог проглотить подобные оскорбления. Я чувствовал, что в ход могли пойти руки.

- Заруби себе на носу - я не привык бросать слова на ветер. Считай своё пребывание здесь законченным, - продолжал свои угрозы полковник. - Скажи-ка мне, как тебя зовут и где ты работаешь?

- Во-первых, полковник, мы с вами не знакомы, а у приличных людей принято в таких случаях обращаться друг к другу на "вы". Во-вторых, знать вам моё имя совсем не обязательно. И ничего со мною вы не сделаете. Вы даже не понимаете, что вмешиваетесь не в свои дела.