Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

Как только мы вошли в кабинет, его хозяин встал из-за стола и пошёл нам навстречу. Обычно такого ранга начальники сидят и ждут, изображая из себя страшно занятого человека, пока к ним подойдёт вошедший. Такое внимание было приятно мне, хотя я отлично понимал, что оно обращено не ко мне лично. Оно было знаком уважения к Сергею Павловичу и кроме того вполне соответствовало флотским традициям. Впоследствии я неоднократно убеждался в справедливости этого своего первого наблюдения.

Адмирал поздоровался со мной за руку, а стоявшему рядом навытяжку офицеру сказал, что тот пока свободен. Стоя перед ним с запечатанным пакетом в руках, я вдруг сообразил, что допустил оплошность: ведь мне надо было бы сначала пройти в секретную часть, там вскрыть пакет и прийти к Главкому не с пакетом, а с его содержимым. Причиной тому была, конечно, та стремительность сопровождающего меня офицера, из-за которой я вовремя не успел правильно сориентироваться. "Ну, - думаю, - сейчас достанется мне на орехи" и, обращая внимание на запечатанный конверт, говорю, что надо бы в секретной части вскрыть пакет. "Вам никуда не надо ходить, сейчас всё устроим", - говорит адмирал без всякого раздражения, нажимает кнопку на столе и даёт соответствующее распоряжение дежурному офицеру. "Он здесь, товарищ адмирал, - отвечает дежурный, - ждёт вашего вызова". В ту же секунду входит то ли начальник, то ли работник секретной части, который устраняет возникшую трудность и, обращаясь ко мне, говорит: "Я буду ждать вас в приёмной".

Когда мы остались вдвоём, я хотел вкратце рассказать о содержании документа, обратив внимание на те места в нём, в которых затрагивались интересы Военно-морского флота и возлагаемые на него задачи на предстоящем пуске. Однако Главком пожелал сам прочитать документ и только просил давать разъяснения по тем местам, по которым у него возникнут вопросы. Время от времени он делал какие-то заметки в своём настольном блокноте и задал мне несколько вопросов, относящихся к техническим характеристикам ракетно-космической системы и общей организации управления полётом. Другие руководители подобного уровня обычно при ознакомлении с такими документами приглашают ответственных специалистов своего ведомства, участвовавших в разработке документа, и со своими вопросами больше обращаются к ним. В данном же случае никто из его сотрудников не был приглашён. Только прочитав весь протокол, он спросил, кто из специалистов его ведомства участвовал в составлении и согласовании протокола и, увидев на листе согласований фамилию одного из офицеров своего штаба, остался доволен. После этого, учинив свою утверждающую подпись на титульном листе, признался: "Я не представлял, что пуск связан с такими сложными завязками. Передайте Сергею Павловичу, что мы окажем ему любое содействие, которое в наших силах".

Читателю, видимо, не очень ясно из предыдущего рассказа, какое отношение мог иметь Военно-морской флот к запуску ракеты. Если быть кратким, то это - осуществление тех же функций, что и наземными измерительными пунктами слежения за полётом ракеты, то есть проведение телеметрических и траекторных измерений на участках трассы, проходящих над океанами, выдача ряда управляющих команд на борт, засечка координат падения частей ракеты при неудачных пусках, эвакуация непотопляемых отсеков при необходимости, спасение терпящего бедствие экипажа при аварийных пусках, определение точных координат падения боевых частей ракет при экспериментальных пусках и выполнение некоторых других функций. Обычно корабли размещались в зависимости от особенностей траектории в определённых точках Тихого, Индийского и Атлантического океанов. Иногда им приходилось спускаться до южных сороковых ревущих широт, и наши люди, работавшие на этих кораблях, делились впоследствии своими впечатлениями о пережитых там днях. Мне лично не пришлось ни разу испытать на себе прелести подобных путешествий - я был невыездным лицом. Помимо прочих неподходящих анкетных данных, я был к тому же всё ещё беспартийным.

Своё посещение Военно-морского ведомства я решил описать вовсе не для того, чтобы выделить какие-то особые качества главкома Горшкова сравнительно с другими крупными руководителями, а потому что сам дух, царивший там, произвёл на меня довольно сильное впечатление. Что касается самого адмирала Горшкова, который, безусловно, был одним из признанных организаторов Военно-морского флота, то его деятельность впоследствии была омрачена, на мой взгляд, не очень благопристойными делами. Я имею в виду ту крупную роль, которую он сыграл в возвеличивании событий, связанных с так называемой Малой Землёй во время Отечественной войны, и "выдающихся военных заслуг" Л. И. Брежнева, якобы имевших место в этой эпопее. Не зря в народе стал ходить ехидный анекдот о том, что Великая Отечественная война была лишь эпизодом в битве за Малую Землю.

Обращаясь ко многим событиям периода правления Брежнева, не перестаёшь удивляться всеядности и неразборчивости этого человека в средствах, лишь бы они приносили какое-либо очередное звание или награду, потешая его детское самолюбие. Только у нас возможно было присвоение человеку, окончившему мелиоративный техникум по специальности "землеустроитель" и не имевшему ни малейшего понятия о военном искусстве и военной науке, высшего воинского звания - маршал. А сколько было других маршалов, ни разу не нюхавших порох? Он же стал в очередной раз Героем Социалистического Труда за успехи советской космонавтики. А его книги "Малая Земля", "Возрождение", "Целина", "Воспоминания"? Ведь он в самом деле почти что верил в то, что написал их сам. Вот и адмирал Горшков не устоял перед тем, чтобы не подлить немного воды в эту общую мельницу, благо, черноморской воды вон сколько у берегов Новороссийска!

Среди многих известных людей, которых довелось мне видеть, слышать, далеко не все оставили о себе яркие впечатления. Трудно даже понять, почему память о ком-то не стирается в нашем сознании, сколько бы времени ни прошло, а о другом и слабого следа не остаётся. Видимо, есть среди нас люди, обладающие какими-то особыми свойствами, благодаря которым они выделяются из общей массы, не прилагая к тому никаких усилий. Это, конечно, дар божий.

Одним из таких людей, на мой взгляд, был академик Келдыш, директор Института прикладной математики, президент Академии Наук СССР. Я не знаю, когда, при каких обстоятельствах состоялось знакомство Сергея Павловича с Мстиславом Всеволодовичем, но их творческий союз определил очень многое в развитии ракетно-космической техники.

Впервые я увидел Келдыша в 1948 или 1949 году на защите одного из наших первых эскизных проектов дальней ракеты. Молодому академику, избранному три года назад, было всего 38 лет. Вскоре после этой защиты, по поручению Сергея Павловича, я отправился в Математический институт им. Стеклова для обсуждения совместного сотрудничества в области баллистики. Институт располагался в сравнительно небольшом здании на Ленинском проспекте (тогда он назывался Калужским шоссе). Я вошёл в полутёмный, слабо освещённый подъезд и направился к единственной лестнице, ведущей на второй этаж. Тут меня остановила пожилая женщина с наброшенным на плечи большим шерстяным платком, хотя на дворе было лето, и спросила, куда я иду. Я сказал, что иду в отделение прикладной математики, но это её не устроило, и последовал следующий вопрос: