Борис Хазанов - Подвиг одного завода

Все это, вместе взятое, привело к тому, что значительная часть оборудования простаивала. Простои увеличивались. Если в первом полугодии они составили 42 процента, то к моему приезду (вторая половина ноября 1942 года) достигли 48 процентов. Получилось так, что в первой половине ноября предприятие сдавало зенитные пушки, минометы и другое вооружение в счет плана октября.

Что делать? Посоветовался с парторгом ЦК ВКП(б) И. А. Ломакиным, главным инженером Р. А. Турковым, руководителями ведущих отделов. Решили провести совещание руководящего состава, инженерно-технических работников, партийного, профсоюзного и комсомольского актива завода. Такое совещание проходило и в первый мой приезд в качестве уполномоченного ГКО. Тогда мы коллективно выработали конкретный план расширения производства. Сейчас представилась возможность посмотреть, как он выполняется на деле. Что осуществлено, а что не удалось воплотить в жизнь?

Анализ выполненного по сравнению с намеченным не привел меня в восторг. Скоростным методом лишь возвели деревянный корпус для сборки пушек. Все остальное находилось в стадии строительства. И было совершенно ясно, что в 1942 году эти работы не завершить.

Больше всего беспокоило то обстоятельство, что очень мало удалось сделать для создания собственной металлургической базы. К концу года предполагалось ввести в действие металлургический корпус с фасонно-литейным, листоштамповочным цехами и цехом ковкого чугуна. Строительство корпуса в основном было закончено. А положение в цехах оставалось тревожным. В фасонно-литейном, например, требовалось смонтировать электропечь, бессемеровскую установку с машинным отделением, стенд для заливки фугасов, завалочную машину, проложить трубопровод сжатого воздуха, мазутопровод и т. д.

В листоштамповочном цехе нужно было сооружать нагревательные печи, монтировать 1200-тонный пресс. В цехе ковкого чугуна — строить обрезное отделение, монтировать электропечь, монорельсы и рольганги. Здесь не был отработан технологический процесс термической обработки ковкого чугуна.

Не были введены в строй, как намечалось, новые кузнечный и термический цеха. Не приступали к монтажу двух паровых котлов и новой турбины. Очень слабо работала газостанция.

Можно продолжать перечисление того, что не удалось сделать. Но и сказанного достаточно, чтобы сделать вывод: без выполнения этих работ нечего было мечтать о нормальном функционировании завода.

Долго я обдумывал создавшееся положение, прикидывал, что сделать по каждому пункту или по каждой позиции. Намечал сроки, исполнителей, ответственных. Основательно готовился к объявленному совещанию.

Вскоре оно состоялось. Я кратко рассказал о своих впечатлениях от вторичного знакомства с предприятием, проинформировал о поставленных перед нами задачах, о том, что необходимо сделать для их выполнения. Словом, те раздумья, о которых говорилось выше, вынес на суд актива, попросил откровенно высказаться, какие меры предпринять, чтобы выйти из создавшегося положения, наладить ритмичную работу.

В любой сложной обстановке я всегда придерживался принципа: прежде чем принять окончательное решение, надо посоветоваться с коллективом. В данной ситуации это было более чем необходимо — люди лучше меня знали положение дел, и их предложения, рекомендации, замечания много значили для выработки правильной линии. Так оно и оказалось. В выступлениях руководителей производств, специалистов, партийных, профсоюзных и комсомольских активистов оказалось немало ценных мыслей по наращиванию производства, а главное — в них сквозила твердая убежденность в том, что плановые задания будут выполнены во что бы то ни стало.

Радовало, что сразу же после совещания почувствовалась повышенная активность людей. Но не успели мы, как говорится, и рукава засучить, как в один из дней раздался звонок из Москвы. Я взял трубку ВЧ. Звонил член Государственного Комитета Обороны, отвечающий за работу Наркомата вооружения.

— Почему не сдаете зенитные пушки и другое вооружение? — спросил он.

Я ответил, что нет заделов, что плохо работает газостанция, не действует газопровод, простаивают металлургические цеха.

— Мне докладывают другое, — прервал меня рассерженный голос. — Вы задерживаете сдачу готовых пушек для создания лучших условий в дальнейшем.

Представьте мое состояние. Внутри все кипело от незаслуженной обиды. С трудом сдержался и категорически отверг это утверждение, просил назначить любую комиссию для проверки действительного положения дел на заводе.

На этом разговор закончился. Но он не прошел бесследно. Вскоре в течение нескольких дней ответственные представители (конечно же, по заданию члена ГКО) проверили все цеха, осмотрели все склады. Но и они убедились: на предприятии нет не только готовых пушек, но и заделов. Видимо, последовал доклад наверх, потому что снова повторился звонок из Москвы:

— Когда начнете сдавать пушки по плану ноября? Сколько сдадите за месяц?

Мой ответ был кратким — больше половины плана пока не будет. Разговор продолжался в резких тонах. Меня предупредили, что, если не будет выполнен план по всей номенклатуре в ноябре и декабре по зенитным пушкам и всем остальным видам вооружения, я буду привлечен к ответственности по законам военного времени.

В трубке раздались короткие гудки, а я еще долго смотрел на нее и не мог прийти в себя. Еще в Москве, узнав о назначении директором завода, понимал, что впереди меня ждут суровые испытания, был ко всему готов. Но такого поворота не ожидал. Я понимал: наша продукция нужна фронту. И не надо было меня агитировать — увеличению ее выпуска было подчинено буквально все. Мой рабочий день, да и не только мой, длился 20–22 часа в сутки. Приходилось спать урывками. Все, кроме завода, отошло на второй план. Так что в такой форме предупреждать меня об ответственности было излишним. Но что было, то было. Из песни слова не выкинешь.

Собрал руководящий состав, рассказал о содержании разговора с членом ГКО, о его предупреждении: люди должны знать всю остроту вопроса, только тогда можно рассчитывать на их самоотверженность и полную отдачу делу. На совещании были оглашены меры, намеченные для увеличения производства вооружения. С конкретными сроками, исполнителями и ответственными товарищами. Я высказал просьбу — все эти задачи довести до исполнителей, до всех без исключения.

Начался большой штурм. Сейчас это слово употребляется чаще всего с негативным оттенком. В этом, видимо, есть резон. Штурм, штурмовщина — не наши союзники во время планового, динамичного развития народного хозяйства. Но тогда, в тяжелый военный период, мы прибегали к этому методу нередко. Просто не было другого выхода.