Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

— На этот раз обошлось, но рисковать так больше нельзя. Может плохо кончиться. Немцы, оказывается, ходят по сопкам, — размышлял командир группы.

— Много мы тут наколесили, пока искали тюки. Может, фашисты не распознают, откуда мы подошли? — У Игнатьева все еще теплилась надежда, что их искать больше не будут.

— Хорошо, что вечереет. Боши по горам в темноте ходить не любят. Сейчас они покатят домой.

Быстро темнело. Ляндэ следил за немцами в бинокль ночного видения. Они поднялись на вершину сопки, немного постояли и повернули к землянкам, обнесенным колючей проволокой.

Разведчики надели лыжи и пошли в обход, напрямую к снежному домику идти поостереглись. Когда подошли к жилью, совсем стемнело.

— Что будем делать?

— Сначала давайте поедим. Я на сытый желудок лучше думаю, — предложил Костин.

Сходили к ручью за водой, сварили какао. Попили горячего, плотно поели, собрали и уложили в рюкзаки все, без чего не обойтись первое время. Остальное зарыли в снег, разровняли его и молили бога, чтобы получше запуржило.

В два часа ночи с этой базы ушли. На себе несли рюкзаки, оружие, радиостанцию с запасом батарей, лыжи на плечах. Чтобы не оставлять следов, шагали берегом ручья, прыгали по камням, иногда брели по воде.

На новое место, куда отнесли уже часть груза, идти пока опасались. Двое суток наблюдали за окрестностями первого пристанища, ждали, не появятся ли немцы. Лежать на голой сопке было холодно и неуютно. Вставать на свету не рисковали, ходить, оставлять следы — тоже боялись. К концу первого дня стала мучить жажда, во рту пересохло, тянуло попить. На карте значился поблизости ручей, поискали его, но не нашли. Видимо, зимой вымерз. Больше всего страдал без воды Ляндэ. Еще дома, в Мурманске, у него появились фурункулы. Теперь вот ушиб ногу. Володя чувствовал, как его подпекает жаром, но температуру измерить было нечем. Снег жевать не стал, чтобы еще больше не простудиться. Игнатьев и Костин тоже остерегались глотать его.

Через двое суток стало невмоготу. Разведчики уверились, что их не ищут. Пошли на новую базу.

Снова долго кружили. Вышли невдалеке от того места, где накануне наткнулись на немцев. Влезли на вершину самой высокой сопки, все светлое время смотрели за округой, но ничего подозрительного не заметили.

Наконец, отправились на свою вторую точку, ближе к берегу моря.

— Так какие же мы выводы должны извлечь из этого случая, друзья?

— Рановато почувствовали спокойствие, — ответил Игнатьев командиру.

— Посчитали, что находимся далеко от берега, пренебрегли конспирацией, — добавил Костин.

— Оценили вы ситуацию верно, а вот что делать — не предложили. Урок немцы нам преподнесли хороший: не забывать об опасности. Смотреть и слушать, не спешить. С этого часа для нас будут действовать еще два нерушимых правила: на лыжах ходить только по лощинам, там следы скорее заметает снегом. Поднимаясь в гору — брать лыжи на плечо. Днем, на свету мы больше ходить не будем, только ночью.

Очень жалели, что не нашли тюк, в котором были хлеб, галеты. Разбилась банка со спиртом. В запасе сохранилось только то, что налили во фляги перед вылетом. Условились беречь его на экстренный случай. При крайней нужде можно было воспользоваться сухим спиртом из банок для подогрева пищи, выжимать его давно умели.

Маршами по десять-пятнадцать километров с промежуточными кладовушками перенесли на точку невдалеке от моря почти все нужное имущество. Возле старого спрятали небольшой запас шоколада и кое-какие вещи.

Осели на новом месте. Установили вахту, круглые сутки следили за тем сектором моря, который выучили по карте еще в Мурманске. Стали обживаться, обустраиваться.

Впереди, чуть в стороне, — норвежский город Вадсё, а за Варангер-фьордом, на южном берегу угадывается Киркенес. В добрую погоду его можно распознать по дыму труб и невооруженным глазом, а в бинокль можно хорошо рассмотреть каждое судно, что идет в Киркенес или выходит из фьорда.

После того как обосновались, снег сыпал несколько суток, скрыл все их следы.

Дни потянулись однообразные. Каждый по очереди нес свою вахту. А когда пропадала видимость, ложился туман или вихрились снежные заряды — отдыхали, занимались мелкими житейскими делами: сшили себе из парашютов одеяла, рассортировали имущество, соорудили из камней очажок…

По расписанию на короткие минуты выходили в эфир, слушали вести из Москвы, знали, что делается на фронтах, чем живут люди на родине.

И здесь разведчики соорудили также снежный дом.

— Когда я плавал на судне, слышал от бывалых моряков, будто эскимосы наловчились строить снежные дома под названием иглу. В них ходят в полный рост. Внутри такой домик обтягивали шкурами, тогда даже печку топить можно. Через снежный коридор вроде траншеи или тоннеля и попадают в жилую часть. Нам бы такой смастерить…

— А я вот читал один роман, — дополнил рассказ Костина Игнатьев. — Написал его еще в старое время писатель Лажечников. Так там царица для утехи и потешной свадьбы указала построить ледяной дом в самом центре Петербурга. Тоже, как я понимаю, был хорош.

— Нам такие хоромы ни к чему. Из них по тревоге и не выберешься. Это не дом, а ловушка. Да и умения нашего не хватит, чтобы его сложить. Будем делать, что смекаем и что нам удобно.

Когда немного пообжились, как-то вечером Костин размечтался:

— Сейчас бы в парную, прогреться до печенок-селезенок. Люблю попариться. Сразу как сто пудов с себя сбросишь.

— Ты это дело, Миша, брось. Помни, о чем на базе договорились, — не сокрушаться без тепла и без мягкой кровати. Не тревожь себя и другим настроение не порти.

— Надо нам, Володя, сходить на старую точку. Там остался керогаз. Может, на нем что согреем.

— Керосину там всего одна маленькая канистра. Но взять керогаз стоит.

По утрам грели чай, днем — консервы. Застывший соус оттаивал, пили его с наслаждением, чувствуя привкус супа.

Отсыревшую одежду и обувь проветривали на холоде. Но все равно были они влажные. Приучились портянки и рукавицы сушить своим телом, когда ложились спать, укладывали их между тельняшкой и курткой.

Дни заметно прибавлялись. Солнышко днем стало пригревать. Кое-где на выступах скал нарастали сосульки.

Как-то по Варангеру к Киркенесу ночью прошел караван. Все суда и корабли в темноте точно не распознали, но сосчитали их количество, определили курс, засекли время. Передали экстренную радиограмму. Перед рассветом появились самолеты, долго бомбили залив. Конвой стоял двое суток на погрузке, и все это время летчики держали его в напряжении. Отбомбится одна группа, на смену ей появлялась другая.

Обратный выход конвоя из Киркенеса разведчики опять наблюдали, немецкие суда проплыли спокойно.