Иван Парфентьев - Прошлое в настоящем

Курсантов вывели в квадрат, огороженный флажками, между двумя полосами — взлетной и посадочной. Они были свободны от полетов. Здесь же был и начальник отряда, и командир звена, и технические работники. Немного поодаль, на всякий случай, стояла пожарная машина.

Нот вот наступила пора летать и группе Каверина. Он построил группу и доложил:

— Товарищ инструктор, группа для выполнения полетов построена!

После рапорта, как обычно, инструктор провела предполетный инструктаж. И лишь потом объявила, что Каверин полетит самостоятельно.

Но не сразу доверили самолет Каверину. Сначала инструктор сделала с ним два контрольных полета и только после этого доложила командиру звена, что курсант Каверин готов к выполнению самостоятельного полета. Его еще проверяли командир звена и сам командир отряда. Так было положено, и нарушать инструкцию подготовки курсантов никто не мог. Это был закон.

Но вот проверка позади, и Каверин один в самолете. Он выруливает на линию предварительного старта.

Здесь инструктор дает ему последнее наставление и, прыгнув с крыла самолета на землю, поднимает руку, разрешая взлет. Стартер поднимает флажок, и вот самолет выруливает на линию старта. Потом самолет уже бежит по земле, набирая скорость. Несколько щелчков колесами о землю, и воздух прохладными струями обтекает двукрылый У-2.

Что может сравниться с чувством человека, которому дали крылья? Но какой бы ни была радость, нужно в точности выполнить задание. На высоте ста метров Каверин делает разворот. Потом он делает второй разворот, третий и идет на посадку, как велит инструкция. Наступает самый ответственный момент. Нужно так рассчитать планирование самолета, чтобы он точно приземлился у посадочного знака и к тому же мягко, на три точки.

Колеса коснулись земли. И все увидели радостное лицо Николая Каверина. Улыбалась и инструктор, ей тоже было радостно за своего питомца. Она подошла к самолету и дала разрешение выполнить еще один такой же полет.

«Думают, что я случайно сел хорошо, — мелькнуло в голове Николая. — Ну что же, я докажу, что научился летать!»

И вот Каверин снова в воздухе, снова развороты и заход на посадку. И снова машина плавно идет на посадочную отметку, сбив колесами мел буквы «Т».

Ему разрешили третий взлет. «Ладно, я доказал, что первый раз полет выполнил на «отлично» не случайно, и в третий раз сяду, как и в первый и во второй раз», — думает Каверин.

После выполнения третьего полета, да еще без балласта, все убедились, что Николай вполне оперился. Командир отряда перед строем курсантов объявил Каверину благодарность, а инструктор отпустила его отдыхать.

Долго не мог заснуть в этот день Николай. Радость его не покидала и в последующие дни. Но вот однажды, проснувшись утром, он почувствовал, что случилось неладное. Все в это утро ходили озадаченные, растерянные. И вот почти вся эскадрилья собралась у домика начальника. Видимо, о начале войны сообщили по телефону, потому что радио еще не объявляло.

Вскоре всех курсантов построили и официально объявили, что началась война, что полеты прекращаются до особого распоряжения, пока не прилетит начальник аэроклуба.

Начальник прилетел только во второй половине дня и, произнеся перед курсантами небольшую речь, разрешил на два дня съездить домой, но больше двух дней задерживаться было запрещено.

Фронт был еще далеко, когда Николай вернулся в аэроклуб, но по всему чувствовалось, что курсантов хотят побыстрее выпустить. Теперь уже курсанты стали вылетать самостоятельно один за другим, а Николай летал с инструктором в зону, выполняя фигуры высшего пилотажа. Так продолжалось около месяца, пока немецкие самолеты не появились над Москвой. Когда немцы шли на Москву, они пролетали и над маленьким тренировочным аэродромом клуба, и некоторые из них даже пытались бомбить его.

Летать становилось все опаснее и опаснее. И вот вскоре пришел приказ о прекращении полетов. Курсанты замаскировали машины ветками, и откатили их ближе к лесу. Теперь уже все, за исключением караула, стали уходить ночью с аэродрома. Спали в овраге.

Через несколько дней пришел приказ: «Аэродром перебазировать на новое место».

Куда теперь забросит судьба Каверина? Он не знал. Домой курсантов не отпустили, потому что приказано было сняться в течение суток.

И вот самолеты перелетали на новый аэродром, а все остальное хозяйство и личный состав аэроклуба отправили поездом.

Каверин летел вместе с инструктором на самолете, он уже к этому времени прошел почти полный курс учебы.

Начался август, но все еще стояла настоящая летняя жара. Летать приходилось без выходных, каждый день. Но об отдыхе никто и не думал. Всем хотелось поскорее на фронт.

Фронт все ближе и ближе подкатывался к Москве. Курсантов отправили в летную школу, армии нужны были пилоты.

Каверину еще не было восемнадцати лет, и поэтому он не мог пока принять присягу. Так и учился он без присяги, верный своей Родине. В мирное время в школе полагалось учиться три года, а теперь в десять месяцев сделали из курсантов военных летчиков и присвоили им звание старшин. Летайте, ребята, громите врага.

Вряд ли кто-нибудь из мирных граждан представляет себе, что такое ОАП — отдельный авиационный полк. Это, может быть, куда пострашнее, чем истребительная авиация с воздушными боями!

Уже треть России лежала под немецким сапогом, но люди не могли смириться с этим, и по всей оккупированной территории стали организовываться партизанские отряды. Вот им-то и оказывал помощь ОАП. Но все дело в том, что на вооружении полка были необычные самолеты — планеры. Они были бесшумны, но и безоружны. Повстречай такой планер самолет противника, и все кончено — гибель.

А помогали партизанам так. Выведет самолет планер с грузом на большую высоту, дотянет до линии фронта и тот бесшумно летит в назначенное место. Но летать приходилось не по одному, а нескольким самолетам сразу.

Партизаны ожидали пилотов и выкладывали костры. Но бывало и так, что немцы замечали их, и тогда садиться приходилось вслепую.

Даже опытному пилоту сесть вслепую трудно, а каким это было нелегким делом для вчерашних курсантов. Если летчик неправильно рассчитает посадку, то он всегда может воспользоваться мотором, а что делать планеристу, если он ошибется? Планеристу нужен только точный расчет, на второй круг он уйти не может, ошибся — опустишься туда, куда прикажет планер.

И вот летят планеры в район Витебска, везут к партизанам кадровых командиров, оружие, боеприпасы. Сгущаются сумерки. Вверху холодно, высота 5500 метров. Внизу мелкими огоньками мелькает линия фронта, разрывов снарядов почти не слышно.

Каверин уверенно ведет планер на запад. Но нервы иногда шалят, и он вбирает голову в плечи, словно сливаясь с машиной в единое целое. Первый полет закончился благополучно. Все двадцать человек приземлились в условном месте. Немцы еще, видимо, ничего не знали о наших планерных операциях, и поэтому летчики не встречали пока сопротивления.