Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

По окончании переговоров Брежнев предложил Киссинджеру прогуляться с ним на автомобиле по окружавшей Завидово живописной сельской местности. Тот охотно согласился, не зная, конечно, что ему предстоит пережить.

Дело в том, что Брежнев любил сам водить автомобиль, да к тому же на очень большой скорости. В течение примерно получаса они вдвоем (охрана мчалась сзади) неслись по извилистой и довольно узкой дороге.

Эта поездка „с ветерком", как мне показалось, основательно потрясла Киссинджера, которому совсем не улыбалась перспектива попасть в аварию где-то в лесах России, хотя и вместе с советским лидером. Последовавшая сразу же за этим не менее скоростная прогулка на мощном катере в верховьях Волги, видимо, окончательно выбила Киссинджера „из колеи". Он даже на какое-то время лишился присущего ему чувства юмора.

В одну из наших встреч Киссинджер затронул „уотергейтское дело", но с явной целью показать, что сам он в этом не замешан и что оно не повлияет на его положение в Белом доме. Наоборот, утверждал он, его положение даже упрочилось, поскольку из Белого дома вынуждены были уйти два ближайших помощника президента, Холдеман и Эрлихман, замешанные в этом скандале, с которыми Киссинджер вообще не всегда ладил.

Киссинджер подчеркнул далее в беседе, что президент не допускает и мысли о возможности своей отставки. По его словам, политические противники президента еще несколько месяцев будут активно использовать этот скандал против Никсона, но, в конце концов, все снова встанет на свои места. „Никсону, конечно, очень обидно и досадно, что его соотечественники как-то забывают все его большие достижения в области внешней политики, а это пустяковое, по существу, в условиях Америки дело раздувается его врагами до гиперболических размеров", — сказал он.

Он признал вместе с тем, что это „дело" отнимает у Никсона много времени и мешает ему сосредоточиться на важных внешнеполитических вопросах.

В конце мая Никсон передал на рассмотрение Брежнева подробную программу его визита в США.

Однако в начале июня под угрозой срыва оказалось подписание на встрече соглашения об основных принципах по стратегическим вооружениям. В последний момент Никсон, опасаясь критики своих оппонентов в стране, в категорической форме внес в текст некоторые изменения, которые Брежневу, хотя и с неохотой, все же пришлось принять.

Рассерженный Брежнев отклонил, в свою очередь, предложение Никсона побывать, помимо Вашингтона, и в его личном доме в Сан-Клементе, сославшись на запрет врачей (у Брежнева действительно появились первые симптомы нарушения мозгового кровообращения, но пока в слабой форме, и об этом мало еще кто знал).

11 июня мы вместе с Киссинджером тщательно „дошлифовывали" документы, которые готовились к подписанию во время встречи. Работали также над совместным коммюнике. В конце он сказал „откровенно, без дипломатии", что Никсон очень обижен отказом Брежнева побывать у него дома в Сан-Клементе и это может сказаться на ходе всей встречи. Я тогда решил послать телеграмму в Москву с рекомендацией пойти все же, если можно, навстречу этому пожеланию Никсона. На следующий день Брежнев сообщил Никсону, что он решил „пойти наперекор советам врачей" и поехать в Калифорнию.

Около 12 часов ночи мне позвонил сам Никсон. Прошу передать Генеральному секретарю мою благодарность за такое его решение, сказал он. Я приглашаю его поселиться в моем доме. Уверен, что время, которое мы с ним проведем под одной крышей, послужит еще большему нашему сближению и взаимопониманию. А это немаловажный фактор, ибо я глубоко убежден в том, что мы с Генеральным секретарем, как руководители двух самых могущественных стран, во многом предрешаем судьбы войны и мира на всем земном шаре. Дело тут не в каком-то тщеславии или самомнении. Это историческая реальность. Мой дом в Калифорнии называется по-испански „Каса Пасифик" („дом мира"). Название это давнишнее, без каких-либо претензий, но сейчас оно приобретает немалый символический смысл, подчеркнул президент.

Поскольку все проекты соглашений были подготовлены заранее, то Никсону и Брежневу не надо было вести какие-то переговоры, чтобы завершить подготовку текстов этих соглашений. Поэтому предстоящая встреча давала хорошую возможность для свободного обмена мнениями по широкому кругу вопросов.

Визиту Брежнева предшествовало укрепление его внешних и внутренних позиций. До приезда в США советский руководитель совершил весной успешный визит в ФРГ. Это была вообще первая поездка Генерального секретаря ЦК КПСС в Западную Германию. Был заключен ряд важных экономических и торговых соглашений.

Еще более важным лично для Брежнева было одобрение апрельским (1973 г.) пленумом ЦК внешнеполитического курса, который все больше ассоциировался с его именем. Особо подчеркивалось значение принципа „мирного существования".

Важное значение для Брежнева имели также кадровые изменения в составе Политбюро, которое пополнилось его сторонниками — Громыко (министр иностранных дел), маршал Гречко (министр обороны), Андропов (председатель КГБ). Из членов Политбюро выбыли Воронов и Шелест. Последний был „ястребом", противником улучшения отношений с США, выступал против приглашения Никсона в СССР в 1972 году. Но вернемся к визиту советского руководителя в США.

Брежнев прибыл в США 18 июня. Его сопровождали Громыко, министр торговли Патоличев, министр гражданской авиации Бугаев и другие. С военного аэродрома „Эндрюс", где приземлился самолет и где гостей встречал госсекретарь Роджерс, Брежнев и Громыко, которых я сопровождал, вылетели на вертолете в загородную резиденцию президента Кэмп-Дэвид. Там они остановились на ночь. Прием и резиденция понравились Брежневу, он тут же по спецтелефону поделился своими впечатлениями с некоторыми коллегами из Политбюро в Москве. Утром он вылетел в Вашингтон для встречи с президентом Никсоном. До 23 июня Брежнев жил в Вашингтоне в специальном правительственном особняке „Блэйр хаус" на Пенсильвания авеню, почти напротив Белого дома. Переговоры с Никсоном и подписание ряда документов проходили в Белом доме. Часть бесед они провели в Кэмп-Дэвиде.

Запомнилась официальная торжественная встреча 19 июня на ухоженном газоне южной лужайки Белого дома, где на специальном подиуме вместе с президентом США стоял Брежнев. Пожалуй, для него лично это был момент наивысшего триумфа, ибо что могло быть еще выше: он, равный самому американскому президенту, руководитель страны, равной самим США по военной мощи, по ракетам и ядерным боеголовкам.