Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Через день я сообщил Вэнсу: в Москве согласны с его визитом 20–21 апреля. Обсуждение вопросов будет затем продолжено, как предлагал госсекретарь, при встрече Громыко с Картером и Вэнсом в конце мая, когда будет проходить сессия ООН по разоружению.

Несколько позже Вэнс сообщил мне, что США недавно негласно связывались с Кастро, чтобы выяснить дальнейшие африканские планы Гаваны. Кастро категорически отказался дать американцам какие-либо обещания, заявив, что намерен везде поддерживать революцию и национально-освободительное движение.

По словам госсекретаря, независимо от желания Москвы и Вашингтона африканские события, особенно в контексте действий кубинцев, являются ныне, по оценке президента Картера, основным фактором, мешающим улучшению советско-американских отношений. Они способствуют росту в стране и конгрессе сильной оппозиции договоренностям с СССР по разным вопросам, включая ОСВ (советское политическое руководство продолжало удивительным образом игнорировать эти настроения в США).

В середине апреля Гарриман выразил мне свое беспокойство по поводу одной весьма серьезной проблемы — нарастания гонки вооружений в Европе. Он сказал, что в руководящих кругах США и среди тех, кто „делает здесь общественное мнение", существует убеждение, что СССР держит в центре Европы мощный кулак вооруженных сил, особенно из танковых дивизий, наличие которых не определяется интересами обороны СССР. Значит, у Кремля — агрессивные намерения и нужно быть постоянно начеку для отражения возможного нападения.

Многие в США к тому же считают, что СССР может напасть на Европу в надежде, что США не пойдут из-за этого на взаимно уничтожающую ядерную войну. Отсюда девиз: вооружать саму Западную Европу и усиливать американское военное присутствие там. Все это привело уже к тому, что впервые за послевоенные годы США практически берут ныне курс на резкое наращивание вооружений в НАТО и на усиление своих войск в Европе, а ведь всего три года назад 40 процентов сенаторов голосовало за сокращение этих войск на одну треть.

Его личный совет Брежневу: обратить серьезное внимание на эту опасную тенденцию. Ему над выступить с заявлением о том, что СССР не намерен больше увеличивать численность своих войск и вооружений в Европе, образно говоря — „ни одного солдата, ни одного танка". Затем вокруг этого заявления следует развернуть новое энергичное пропагандистское наступление, как это было с нейтронной бомбой, что вынудило в конечном счете Картера отказаться от этой программы.

В целом Гарриман давал, безусловно, дельный совет, и его высказывания были близки к действительности. Интересно отметить, что сенатор Кеннеди, так же, как и Гарриман, говорил об угрозе роста военного противостояния в Европе. Он советовал нам отвести хотя бы одну дивизию, чтобы противостоять тенденциям, которые все более вызревают в руководящих кругах США.

Наша европейская политика в этот период оказалась в плену двух прямо противоположных направлений. Одно — курс на разрядку, на снижение напряженности и развитие всесторонних отношений с западноевропейскими странами. На этом направлении были достигнуты определенные успехи. Другое — продолжающееся наращивание вооружений на „европейском театре", ядерных и обычных, сверх всякой необходимости. Причем все это делалось скрытно, втайне от общественности в то время, когда в Вене проходили многосторонние переговоры, что лишь усиливало подозрения на Западе. Не случайно Совет НАТО в 1977 году принял решение о повышении ежегодных военных бюджетов членов блока на 3 процента, а в 1978 году принял долгосрочную оборонительную программу.

Спорным было наше решение о размещении в Европе с середины 70-х годов ядерных мобильных ракет средней дальности „СС-20", поскольку оно не предусматривало параллельных усилий использовать этот фактор (если нужно, путем корректировки числа и сроков размещения наших новых ракет) в переговорах с США для поиска компромисса с целью предотвращения ответного размещения в Западной Европе американских ракет средней дальности. В результате повысилась общая военная напряженность на континенте без повышения безопасности европейских стран. Понадобились в дальнейшем немалые усилия, чтобы через десяток лет снять такую напряженность путем взаимного отказа от таких ракет.

20 -22 апреля Вэнс встретился в Москве с Громыко. Примечательно, что Брежнев дал указание оказать Вэнсу благожелательный прием как человеку „порядочному и стремящемуся к нахождению взаимных компромиссов" {14} 14 Готовясь к встрече с Вэнсом, Брежнев сказал на Политбюро, что он имеет в виду откровенно высказать госсекретарю нашу оценку противоречивой, непоследовательной и неполитической линии Картера, его постоянных метаний между заверениями, что он за улучшение отношений с СССР, и призывами к раскручиванию гонки вооружений; напомнить Вэнсу (а через него и Картеру), что есть вещи поважнее конъюнктурных внутриполитических маневров, а именно вопросы войны и мира. Он высказался за дальнейший диалог по этим вопросам. .

Переговоры в основном касались незавершенных вопросов, связанных с ОСВ-2. Они не решили разногласий по главным пунктам, но все же ознаменовались определенным прогрессом. В частности, советская сторона согласилась понизить владивостокские уровни, что было более выгодно американской стороне (СССР должен был при этом уничтожить несколько десятков своих ракет, выходивших за пределы нового уровня; США же фактически оставались в пределах этого уровня). Были некоторые другие подвижки. Но в целом у администрации, как свидетельствует Вэнс в своих мемуарах, не было готовности как-то адаптировать свою позицию, чтобы найти компромиссы. По ОСВ оставались, по оценке Вэнса, два главных вопроса, требовавших политического решения. Первый — о новых типах ракет. Второй — о самолете „Бэкфайер".

Тем временем разворачивавшаяся в США кампания нападок на политику разрядки стала наконец привлекать внимание Кремля. Политбюро специально обсудило этот вопрос. Я участвовал на этом заседании и постарался нарисовать объективную картину того, что происходит в США и как оттуда видятся советские действия, особенно в странах „третьего мира". А видятся они там совсем по-другому, чем думают в Москве. Мне далеко не во всем удалось убедить советское руководство, ибо идеологические предрассудки и вера прежде всего в свою правоту все еще были сильны. Однако на заседании было все же признано необходимым больше уделять внимания этому вопросу и более аргументированной защите наших позиций.