Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

— Мы со своей стороны готовы продолжать без промедления соответствующие переговоры с США по ограничению вооружений и их сокращению — с сохранением всего положительного, что до сих пор было достигнуто в этой области.

В качестве одной из практических мер мы готовы договориться о том, чтобы уже теперь установить мораторий на размещение в Европе новых ракетно-ядерных средств средней дальности СССР и стран НАТО, т. е. заморозить в количественном и качественном отношении существующий уровень таких средств, включая ядерные средства передового базирования США в этом районе.

— Было бы полезно созвать специальное заседание Совета Безопасности с участием высших руководителей государств, чтобы наметить пути к оздоровлению международной обстановки, недопущению войны.

— Возвращаясь к мысли об очагах напряженности и задачи их ликвидации, предлагаем специально выделить вопрос о положении на Ближнем Востоке. Советский Союз готов вести совместные поиски с США, с европейскими государствами, так как политическое урегулирование там за последнее время оказалось отброшенным назад.

— Советские предложения, говорилось в заключение, охватывают широкий круг проблем, предусматривают меры политического и военного характера. Мы понимаем, что потребуется время для их изучения. Видимо, будет возникать потребность и в каких-то консультациях, обменах мнениями, короче — в различных формах диалога. Мы к этому готовы.

Такова была программа в области советско-американских отношений (письмо было обсуждено и утверждено на специальном заседании Политбюро). Хотя ряд положений в нем был изложен с запросом и не все было приемлемо в тот момент для США, в нем все-таки было достаточно позитивного материала для дальнейшего диалога между Москвой и Вашингтоном, если бы последний этого захотел. В духе этого письма были выдержаны и некоторые публичные заявления советского руководства.

Интересной была реакция на эти заявления двух видных американских политических деятелей: бывшего президента Никсона и рейгановского министра обороны Уайнбергера.

В беседе со мной Никсон позитивно отозвался о подходе СССР к советско-американским отношениям, изложенным Брежневым на только что состоявшемся XXVI съезде партии. Никсон сказал, что Брежнев правильно сделал, что не дал втянуть себя в публичную перепалку с Рейганом. Предложение о встрече на высшем уровне явилось полной неожиданностью для Рейгана (с которым Никсон говорил), ибо последний ожидал ответной критики и подготовился к ней, но никак не ожидал предложения о встрече. Общее состояние дел в наших отношениях, заметил Никсон, начинает меня сильно беспокоить, особенно учитывая явное непонимание в Белом доме мотивов, которыми вызваны те или иные предложения советской стороны.

В этой связи продолжал он, я позволю себе дать один личный совет Москве: не очень „выпячивать" тему о встрече на высшем уровне в дальнейшем публичном или негласном диалоге с Рейганом. Эта идея — по времени — скорее всего, претворится в жизнь в отношениях с европейскими лидерами, а не с Рейганом. Поясняя свою мысль, Никсон сказал, что Рейган разговаривал с ним по телефону сразу же после выступления Брежнева. К удивлению Никсона „кто-то уже успел внушить Рейгану мысль о том, что это предложение явилось результатом „решительной линии", занятой публично Рейганом в отношении СССР". Кроме того, Рейган думает, что, говоря о саммите, советский руководитель рассчитывает „переиграть" его на такой встрече, используя свой большой опыт, тем более что Рейган пока не разобрался во всех деталях.

Я, продолжал Никсон, постарался переубедить Рейгана, ссылаясь на свой опыт трех встреч на высшем уровне. Однако я не уверен, смог ли переубедить Рейгана в отношении оценок действий советского руководства. Он вроде по-прежнему убежден, под влиянием своего окружения, в успехе своего курса.

Несколько дней спустя я имел неофициальный разговор с Уайнбергером на обеде у Кендалла в связи с 60-летием последнего.

Я поинтересовался его мнением насчет предложений, высказанных Брежневым на съезде, а также в личном письме Рейгану. Уайнбергер ответил, что они изучаются. Однако если говорить откровенно и сугубо неофициально, добавил он, то он сам не предвидит быстрого улучшения отношений между нашими странами при администрации Рейгана.

На вопрос, почему он пришел к такому выводу, Уайнбергер немного помялся, а затем выпалил: „Москва считает, что она может обращаться с Рейганом, как с Картером, а Рейган намерен доказать обратное".

Я попросил уточнить, кто внушил Рейгану подобную экстравагантную мысль об оценках Москвы и на чем она, собственно, основывается.

Объяснения Уайнбергера носили сумбурный характер. Вначале он повторил избитый „тезис", будто СССР „испытывает" сейчас Рейгана, как он „испытывал" в свое время Картера (но на мой уточняющий вопрос он ничего не мог сказать конкретного). Затем попытался представить дело так, что советское руководство, убедив Картера пойти на встречу на высшем уровне, смогло „переиграть" его на этой встрече, заключив для себя более выгодный договор об ОСВ-2. Рейган не захочет, чтобы над ним „смеялись так же, как смеялись затем над Картером и его наивностью".

Я сказал Уайнбергеру, что его рассуждения не выдерживают критики. Взять, например, договор об ОСВ-2. Тут никто никого „не переиграл". Он отвечает интересам обеих стран. „Назовите мне ваши конкретные претензии к договору", — попросил я Уайнбергера. Он ответил, что еще не смог детально изучить договор и что этим занимается сейчас администрация.

Я заметил, что создается странная ситуация, когда договор заранее объявляется администрацией Рейгана „недостаточным или неудовлетворительным", а уж затем проводится его изучение с одной целью — „доказать его неприемлемость".

В целом надо сказать, что Уайнбергер произвел на меня удручающее впечатление своим примитивизмом и некомпетентностью в вопросах советско-американских отношений, что, впрочем, являлось тогда характерной особенностью администрации Рейгана.

24 марта я обедал с Хейгом. Он подробно расспрашивал о работе съезда КПСС, затем остановился на предложениях, содержавшихся в письме Брежнева Рейгану.

По словам госсекретаря, администрация США „в принципе" — за диалог с СССР на разных уровнях. Он надеется на встречу с Громыко по крайней мере на сессии Генассамблеи ООН (т. е. через полгода!) Для встречи на высшем уровне надо еще „немало поработать", прежде чем вопрос примет более конкретные очертания.

Хейга заинтересовала идея возможного обсуждения вопросов, связанных с Афганистаном, в увязке с вопросами безопасности Персидского залива. Но конкретно он ничего не предложил.