Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

В вопросах внешней политики он занимал позиции, близкие к позициям Громыко. Они оба нередко совместно обращались с докладными записками в Политбюро по различным внешнеполитическим вопросам, которые обычно получали одобрение остальных членов Политбюро. К ним нередко присоединялся и влиятельный министр обороны Устинов. Вместе они составляли в Политбюро ядро, которое определяло фактически внешнеполитический курс.

Наконец, у Андропова был большой опыт работы в Центральном Комитете, и — что было важно — он пользовался поддержкой аппарата партии. Все это наряду с детальным знанием обстановки внутри СССР выделяло его среди других членов советского руководства, хотя он держался достаточно ровно со всеми.

Андропов постоянно интересовался состоянием наших отношений с США. Когда я приезжал в Москву в командировки, он обязательно приглашал меня к себе для бесед наедине. Его интересовало все: политика, экономика, культура, общественная жизнь страны и особенно элита Америки и официального Вашингтона. Андропов, как и Громыко, в отличие от эмоционального Устинова не был сторонником конфронтации с США, но считал Рейгана опасным человеком, который может своими действиями вызвать военный конфликт между США и СССР.

Отсюда постоянная личная настороженность Андропова в отношении Рейгана и поддержка им военной готовности СССР, хотя, думаю, что если бы конкретная международная обстановка это позволила, он пошел бы на серьезные договоренности с Вашингтоном, особенно в области ограничения ядерных вооружений. В этом отношении Андропов отчасти был похож на Горбачева, которому он протежировал. Оба они были по-своему „интеллектуалами" среди высшего партийного руководства. Однако индивидуальным качествам Андропова как руководителя страны и партии не суждено было полностью проявиться ввиду его недолгого пребывания у власти.

Мне вспоминается один разговор с Андроповым, когда он еще возглавлял КГБ. Как-то он поинтересовался, почему американцам сравнительно легко удается определить, кто из работающих в посольстве является сотрудником разведки.

Я откровенно сказал ему, что есть по крайней мере несколько внешних признаков, по которым это можно сделать.

— Какие же? — заинтересовался Андропов.

Я назвал. Во-первых, сотрудники КГБ живут в Вашингтоне в более дорогих квартирах, чем обычные сотрудники МИД, которые к тому же не устраивают у себя дома представительских мероприятий (им не дают для этого денег). Во-вторых, все сотрудники КГБ, включая тех, кто имеет небольшие дипломатические ранги, имеют свои автомашины (за счет КГБ). Сотрудники МИД, в том числе имеющие высокие ранги, пользуются машинами посольства „по вызову", у них нет прикрепленных машин (МИД не дает денег на эти цели). В-третьих, когда сотрудники посольства приглашают кого-либо из иностранцев на обед в ресторан, то дипломаты ограничены суммой расходов (не более 15–20 долларов), которые им оплачивает посольство. Сверх этой суммы они должны платить из своего кармана. Соответственно они проявляют определенную скромность в выборе ресторана и блюд. Сотрудники же КГБ этим не ограничены. Их расходы оплачиваются по предъявленному счету. В-четвертых, дипсостав в течение дня в основном находится на работе в посольстве, сотрудники же КГБ много времени проводят в городе. В-пятых, дипломаты известны сотрудникам госдепартамента по повседневным рабочим контактам с ними по тому кругу вопросов, по которым они специализируются. У сотрудников же КГБ нет такой специализации, их интересует „все". В-шестых, на производственных совещаниях всего дипломатического состава „дипломаты" из КГБ в основном отмалчиваются, не участвуют в дискуссиях, что невольно выделяет их из общего состава.

Привел я еще несколько других примеров из этой области, по которым американским спецслужбам не так уж трудно было сделать свои заключения.

Андропов явно заинтересовался услышанным, сказав, что он обязательно над всем этим подумает.

Я не знаю всех деталей его раздумья, но вскоре были внесены определенные коррективы (без ссылок на него, но явно по его настоянию). Сотрудники МИД были во многом приравнены (за. счет госбюджета) к „дипломатам" из КГБ: по автомашинам, по более дорогим квартирам, по оплате обедов с иностранцами и т. п.

Многие эти вопросы послы, в том числе и я, давно и неоднократно ставили перед Громыко, но он всегда отмахивался, ссылаясь на необходимость экономии валюты. Андропов же, видимо, настоял перед Политбюро, что такие вопросы заслуживают серьезного внимания.

Далеко не во всех советских посольствах, как уже рассказывалось, существовали нормальные отношения между послами и резидентами КГБ. Ненормальные отношения часто возникали из-за нездорового соперничества в том, что касается снабжения Москвы информацией; из-за несоответствия характеров, чванства и стремления показать в посольстве, кто из них является „настоящим боссом". В общем, все это не от большого ума. Порой Москва вынуждена была вмешиваться в эти дрязги и даже отзывать домой то одного, то другого.

У меня за все эти годы перебывало немало резидентов. Отношения со всеми складывались неплохие, ровные. Никаких столкновений не было. Сказывалось отчасти то, что меня достаточно хорошо знали в Москве, в высшем руководстве. К тому же сферы нашей деятельности были четко разграничены.

Но вернемся к событиям, связанным с приходом к власти Андропова. В Москву для участия в похоронах Брежнева прибыла делегация США во главе с вице-президентом Бушем.

Андропов принял эту делегацию отдельно. Это была его первая встреча с высокими американскими должностными лицами. Главная мысль его высказываний — готовность к улучшению отношений между обеими странами. В детали он не входил: не было времени, да он и не хотел сразу же ставить конкретные проблемы.

После возвращения из Москвы госсекретарь Шульц сказал мне, что, конечно, за краткую встречу с Андроповым вряд ли можно было что-либо решить, тем не менее администрация считает важным сам факт установления первого личного контакта с новым Генеральным секретарем, за что администрация ему признательна.

Госсекретарь предложил мне встретиться через несколько дней вдвоем для неофициального обмена мнениями.

Эта встреча состоялась 23 ноября. Госсекретарь пригласил меня на обед. Беседа проходила наедине в достаточно откровенной форме и касалась наших отношений.

Я поинтересовался у Шульца, какова была реакция Рейгана на встречу с Андроповым.

Шульц сказал, что президент уполномочил его передать Андропову, что он также серьезно настроен в пользу более конструктивных отношений с СССР и с советским руководством. Не скрывая, что он продолжает оставаться приверженцем идеи сильной в военном отношении Америки („г-н Андропов, как я понимаю, привержен аналогичной идее в отношении СССР"), Рейган в то же время готов искать по широкому спектру отношений те вопросы и области, обмен мнениями или переговоры по которым могут привести к более конструктивным отношениям.