Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Важное значение имела первая полномасштабная встреча Горбачева с Бушем 3 декабря 1989 года на Мальте (мне довелось участвовать в этой встрече). Значительное место на переговорах заняли проблемы разоружения. Но главными, по существу, были вопросы советско-американских отношений в свете прихода в США новой администрации, реформ Горбачева в СССР, развития событий в Восточной Европе и вокруг германской проблемы. Вопрос об объединении Германии не значился в подготовленной заранее повестке дня. Правда, Берлинская стена рухнула еще за месяц до встречи и идея объединения Германии получила новый импульс на Западе.

Буш осторожно прозондировал отношение Горбачева к этой идее. Горбачев высказался в том плане, что наша европейская политика основывается на приверженности „общеевропейскому процессу" и эволюционному построению „общеевропейского дома", в котором будут учтены интересы безопасности всех стран. Но он не уточнял, как это должно быть сделано, хотя у него и был с собой меморандум наших европейских и германских экспертов на эту тему („объединение Германии должно быть окончательным продуктом постепенной трансформации политического климата в Европе, когда оба блока — НАТО и Варшавский договор — будут распущены или объединены по взаимному согласию").

Вопрос о Германии подробно не обсуждался на Мальте, но для Буша и для Запада было важно в принципе, что Горбачев не отверг с ходу разговор об объединении Германии, как преждевременный, а именно этого опасались Вашингтон и Бонн {36} 36 На пресс-конференции в Италии, накануне прилета на Мальту, Горбачев четко заявил, что вопрос об объединении Германии это еще дело „нескорого будущего". .

Не менее значительным по своим последствиям для развития событий в Восточной Европе было подтверждение Горбачевым — в ходе обсуждения с Бушем положения в странах этого региона, — что „доктрина Брежнева" мертва. Президент США воспринял это важное заявление как фактическое заверение Горбачева не вмешиваться в происходящие в странах Восточной Европы события, что, разумеется, активизировало деятельность Вашингтона по развалу социалистического блока. При этом США не брали на себя конкретных обязательств по созданию новой сбалансированной системы безопасности в масштабах всей Европы. Кто знает, быть может, уже тогда в кабинетах внешнеполитических ведомств стран Запада зарождалась идея продвижения НАТО на Восток, которая сейчас активно обсуждается.

Понимал ли Горбачев в тот момент (и позже) опрометчивость подобных своих поспешных заверений, хотя бы с точки зрения поддержания элементарного международного баланса сил, столь необходимого для дальнейших успешных переговоров и дипломатического торга? Или он был полностью заворожен обещаниями Буша не использовать во вред Горбачеву ослабление советских позиций в Восточной Европе, а также своим „новым мышлением" в отношениях с Западом? Не знаю. Но, во всяком случае, ясно, что в решающий момент он сознательно дистанцировался от бурных событий в Восточной Европе. „То, что происходит там, — прямо заявил Горбачев на заседании Политбюро 2 января 1990 года, — не должно нас сбить с пути, ни в мыслях, ни в действиях". Буш мог быть доволен. А Горбачев был удовлетворен полученным от президента США обещанием поддержать его реформы, а может быть, даже оказать экономическую помощь.

Любопытно, что сам Горбачев так охарактеризовал общий итог встречи на Мальте: „Отношения вышли на новый уровень". Бейкер также оценил эту встречу, как важный фактор в улучшении советско-американских отношений в 1990 году и как успех американской дипломатии в этой области.

Тем временем американский президент активизирует свои усилия в германском вопросе. Уже через неделю после Мальты Буш направляет Горбачеву личное послание, в котором на этот раз прямо ставился вопрос об объединении Германии. Президент писал, что этот процесс должен проходить в соответствии с принципом самоопределения без навязывания немцам каких-либо решений со стороны и с пониманием, что все это будет „частью растущей интеграции европейского общества", которая будет носить „постепенный и мирный характер и осуществляться в рамках эволюционного процесса".

Таким образом, обе стороны вроде согласились тогда с тем, что объединение Германии должно быть частью общего процесса, направленного на создание новой формы европейской безопасности и стабильности, которые до этого в течение сорока лет гарантировались сбалансированной, но жесткой структурой двух противостоящих блоков. Позиция в пользу эволюционных изменений в интересах создания новой общеевропейской системы была поддержана Политбюро.

Ключевым пунктом разногласий с Западом оставался вопрос о военно-политической структуре объединенной Германии. Вскоре, однако, стали происходить непонятные метаморфозы в поведении самого Горбачева, который взял практически все переговоры по Германии на себя. Под давлением США и ФРГ (Буш и Коль активно использовали конфиденциальный персональный канал связи) он начал колебаться. Правда, во время встречи на высшем уровне с Бушем в Вашингтоне (в конце мая 1990 года) Горбачев пытался маневрировать с идеями о нейтрализации объединенной Германии или об одновременном ее членстве в НАТО и в Варшавском пакте на период, необходимый для объединения обоих блоков. Однако все его зигзаги и колебания продолжались недолго. По мере того, как нажим со стороны западных держав усиливался, а реформы в стране буксовали, Горбачев начал сдавать позиции, уповая на сотрудничество с Западом как на свою основную козырную карту.

Еще в Вашингтоне, после напряженной дискуссии с Бушем, Горбачев неожиданно согласился с тем, что Германия сама должна будет решать вопрос о вхождении в НАТО, что было равносильно согласию на вхождение объединенной Германии в НАТО. Как пишет госсекретарь Бейкер, такое заявление Горбачева „привело в шок остальных членов советской делегации". Ведь речь шла не просто об объединении двух частей Германии, а о присоединении ГДР к ФРГ в рамках НАТО.

К немалому удивлению Запада, да и большинства наших дипломатов, вовремя „блиц-встречи" с Колем в июле 1990 года в одной из курортных зон Кавказа Горбачев практически снял все важные возражения и оговорки относительно объединения Германии, получив взамен некоторую денежную компенсацию, чтобы построить жилье в СССР для выводимых советских войск, и некоторые ограничения в отношении деятельности НАТО на территории бывшей ГДР, которые, впрочем, вскоре после объединения были тихо отменены. Важнейший вопрос о безопасности СССР в рамках новой системы безопасности в Европе даже не стал предметом сколько-нибудь серьезного рассмотрения, а тем более решения. Так, по существу, были сданы дальние западные рубежи безопасности нашей страны без какой-либо стратегической компенсации {37} 37 Как признает Горбачев в своих мемуарах, он удовлетворился достижением общего мнения с Колем о том, что „следует стремиться к большей синхронизации общеевропейского процесса и процесса объединения Германии". И ничего больше! .