Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Что же касается Р.Кеннеди, то он неожиданно решил порвать доверительный канал связи через Большакова. Мы узнали, что готовится статья Бартлета и Олсопа о кубинском кризисе, в которой впервые упоминаются имя Большакова и его встречи с Р.Кеннеди. Поскольку Бартлет был близок к Белому дому, Большаков через Р.Кеннеди хотел предотвратить публикацию этой статьи, поскольку она обесценивала на будущее значение их конфиденциальных контактов. Он обратился к Роберту Кеннеди, но неожиданно услышал раздраженный и грубый ответ: „Мы считаем, что в кубинском вопросе нас обманывали все, в том числе и Вы. Использование этого канала в дальнейшем — целиком Ваше дело". Статья была опубликована.

Судя по всему, в Белом доме решили пожертвовать каналом с Большаковым, чтобы обезопасить Р.Кеннеди на будущее от возможной критики, что он занимается не своими делами. Одновременно таким образом можно было дополнить версию „обмана" президента в преддверии кубинского кризиса также ссылкой на канал Большакова, который незадолго до возникновения кризиса передал Р.Кеннеди устное сообщение из Москвы об отсутствии на Кубе „наступательного оружия".

В свете этого решено было вскоре отозвать Большакова домой, хотя к нему с нашей стороны не было никаких претензий. Он — в порядке вежливости — зашел к Р.Кеннеди попрощаться. Тот устроил довольно лицемерную сцену прощания со „своим другом", сожалел, что он уезжает и „очень просил" написать ему из Москвы о том, как у него сложатся дела. Большаков вернулся домой, где и продолжал работать еще около 20 лет, после чего ушел на пенсию.

Пик кубинского кризиса миновал. За ним наступил период, когда надо было, говоря словами Библии, „собирать камни". Поэтому 29 ноября Микоян по пути на Кубу встретился с президентом в Белом доме. После встречи, занявшей около 3,5 часа, Микоян послал в Политбюро сообщение следующего содержания.

Президент по ходу беседы утверждал, что Куба все более превращается „в плацдарм советской политики, направленной на подрыв Латинской Америки". Он подчеркивал, что имеет в виду не столько действия самой Кубы, сколько расширение влияния СССР в этом районе мира. „Не Куба-что она действительно может сделать против нас, — а действия СССР — вот что имеет для нас значение". Истолковывая завоз советских ракет на Кубу как попытку изменить существующее соотношение сил в этом районе, Кеннеди намекал достаточно недвусмысленно на желательность того, чтобы СССР ограничил свою деятельность рамками только своей страны, своим внутренним строительством. Тогда и США готовы сделать то же самое. А то сейчас, говорил президент, создалось такое положение, когда, хотя обе наши страны и не имеют каких-либо территориальных претензий друг к другу, мы сталкиваемся с вами почти повсюду, что в нынешний ракетно-ядерный век связано с большими опасностями для всеобщего мира. Как только где-либо вспыхивает искра революции, ваше присутствие становится заметным. Вы тут как тут. Надо взаимно избегать обострения обстановки в различных частях света. Главное же, чтобы мы с Хрущевым хорошо понимали друг друга.

Микоян: Мы — за решение вопросов, а не подвешивание их. Искра революции? Но на Кубе мы сперва вообще не имели никаких связей (Кеннеди согласился с этим). Революции были и будут. И в странах Америки они победят, и у вас, в США, она победит. Возможно, Вам самому придется оказаться в роли Ф.Кастро, который, не будучи марксистом, повел Кубу к социализму.

Президент рассмеялся: „Не я, но мой младший брат может оказаться в таком положении". (Этот обмен репликами, хотя и в шуточной форме, показателен, вместе с тем, с точки зрения общего настроя тогдашнего советского руководства в отношении победы марксистской идеологии в международном масштабе. — А.Д.)

Далее Микоян сообщил, что у него с Кеннеди состоялась дискуссия по поводу американской формулировки гарантии невторжения на Кубу — американцы явно не хотели ясной формулировки для публикации в ООН. Кеннеди было сказано, что мы никогда не согласимся санкционировать облеты американскими самолетами кубинской территории, так как это было бы грубым нарушением суверенитета и Устава ООН.

Кеннеди упорно навязывал мысль о том, чтобы вместо согласованных документов ООН ограничиться отдельными заявлениями Хрущева и Кеннеди с изложением согласованных и несогласованных вопросов. Но все же, отвечая на прямой вопрос Микояна, президент подтвердил, что США не будут вторгаться на Кубу и что они не отходят от позиций, изложенных во взаимных посланиях во время самого кризиса. „Как я уже говорил, США не нападут на Кубу сами и не позволят сделать это другим. Мы с Хрущевым понимаем друг друга, и я выполню взятые на себя обязательства". Президент также заметил, что он придерживается мнения, что американские ракетные базы в Турции и Италии не имеют большого значения и что правительство США изучает вопрос о целесообразности дальнейшего сохранения упомянутых баз.

В целом из беседы с президентом Микоян, помимо конкретных кубинских дел, особо выделил соображения Кеннеди в отношении желательности сохранения статус-кво между СССР и США, так сказать, в мировом масштабе. Правда, своих рекомендаций или комментариев в этой связи осторожный Микоян в телеграмме не высказывал.

В разговоре со мной Микоян признал, что в Москве был момент „большой тревоги" по поводу возможных военных акций США против Кубы 29 или 30 октября. Считались весьма вероятными такие действия, которые были бы чреваты крупным военным конфликтом между СССР и США, а советское руководство понимало крайнюю нежелательность и опасность такого развития событий и стремилось срочно найти выход из положения, (которое, добавлю от себя, возникло в результате его же спорного решения о размещении ядерных ракет на Кубе).

Взаимное потрясение, которое пережили оба правительства в период кризиса, как согласились Микоян и Кеннеди, убедило их в том, что надо исподволь искать пути, более подходящие для решения конфликтов, вообще держать курс на улучшение отношений между обеими странами.

Как видно из наших бесед с президентом и его братом, а также из переписки на высшем уровне, вопрос о взаимном доверии стоял достаточно остро во времена администрации Кеннеди, особенно в связи с кубинским кризисом.

Что касается доверия, приведу один трагикомический эпизод, который имел место на одной из сессий Генеральной Ассамблеи ООН в те годы. Шло обсуждение какого-то малозначительного вопроса, а поскольку никаких голосований по нему не предполагалось, то большинство/делегаций послало на заседание своих младших сотрудников (с единственной целью обозначить свое присутствие).