Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Отсюда и его негласные указания Громыко: исподволь готовить новую встречу с Кеннеди, нацеливая ее на положительный результат. Такую же задачу поставил мне Громыко на ближайшую перспективу.

Надо отметить, что убийство Кеннеди потрясло Хрущева и Громыко, ибо с ним уже установились определенные взаимоотношения и достаточная предсказуемость взаимных действий. С новым же президентом все надо было начинать заново.

Естественно, при оценке итогов развития советско-американских отношений при Кеннеди возникает прежде всего вопрос: „Каковы были особенности развития этих отношений в тот период, и были ли вообще такие особенности?"

Надо признать, что внешнеполитический курс США при Кеннеди сохранил основные черты прошлых лет: курс на глобальное противоборство с СССР. Этот курс и дальше активно пропагандировался консервативными кругами, стоявшими у истоков „холодной войны". Они были убежденными противниками улучшения отношений между обеими странами.

Однако времена в мире постепенно менялись. В конце 50-х годов США перестали быть монополистами в ракетно-ядерной области. Серьезная военная конфронтация с СССР в этих условиях ставила впервые под угрозу национальное существование не только СССР, но и самих США. Понимание этой опасности проявилось в постепенном признании президентом Кеннеди сложившейся к тому времени объективной реальности в виде формировавшегося равновесия ракетно-ядерных сил обеих стран.

Исходя из этого, Кеннеди стал считать важным создание своеобразного позитивного задела в отношениях с СССР с целью воспрепятствовать возможному перерастанию постоянной конфронтации в ядерный конфликт. „Этой цели, — писал Кеннеди в своей книге „Стратегия мира" (изданной еще до того, как он стал президентом), — должно служить сотрудничество с СССР в избранных сферах совпадающих интересов".

Это был не совсем обычный лексикон для американской стороны в разгар „холодной войны". Такими сферами могли быть нераспространение ядерного оружия, прекращение ядерных испытаний, вопросы сугубо двусторонних отношений.

Под этими взглядами мог подписаться — и фактически разделял их — его основной оппонент в те годы, советский премьер Хрущев. Советскому руководству, конечно же, импонировал тот факт, что впервые в послевоенный период Вашингтон признавал за Москвой статус мировой ядерной державы. Больше того, призывал искать совпадающие области интересов. А это уже было близко „к мирному сосуществованию".

Кеннеди пошел еще дальше. Он стал исподволь подбрасывать мысль о необходимости сохранения существующего стратегического и политического статус-кво, когда каждая сторона должна была избегать действий, которые могли бы привести к серьезным сдвигам в балансе сил между Востоком и Западом, ущемляющим коренные интересы другой стороны. Об этом Кеннеди говорил при личной встрече с Хрущевым в Вене, а также с Микояном в Вашингтоне.

Принцип сам по себе вроде неплохой, но в мире тогдашней реальной политики он был трудно осуществим. США продолжали делать все для „глобального сдерживания коммунизма". СССР вел борьбу „с империализмом" и добивался продвижения везде, где можно, „идей социализма", ибо „за ним — будущее". Непрекращающееся идеологическое противоборство между СССР и США продолжало оставаться главным препятствием на пути коренного улучшения двусторонних отношений.

Да и в районах жизненно важных интересов, например, в Европе, обеим странам было далеко не просто применять принцип статус-кво. Как раз на годы президентства Кеннеди приходилась острая борьба вокруг германских дел, и особенно изменения статуса Западного Берлина. Это конкретно имел в виду Кеннеди, когда говорил с Хрущевым и Микояном о статус-кво. А именно такой статус-кво тогда уже не устраивал Москву, которая вела курс на закрепление раскола Германии, на вытеснение западных держав из Западного Берлина. Попытка Хрущева ввезти ядерные ракеты на Кубу также свидетельствовала о том, что он стремился изменить статус-кво и в стратегическом соотношении сил обеих стран.

Короче, статус-кво мог быть только „выборочным".

В условиях „холодной войны" и для Кеннеди, и для Хрущева трудно было как-то изолировать сферу советско-американских отношений от других событий или примирить в одном общем курсе два основных, но противоречивых аспекта внешней политики обеих стран, выявившихся в этот период: необходимость уменьшить угрозу ядерной войны, искать компромиссы и в то же время стремиться всеми другими средствами расширить свое влияние в глобальном масштабе. Эта противоречивость в советско-американских отношениях давала о себе знать долгое время при разных руководителях в Кремле и Белом доме.

Большую, порой решающую роль играли при этом особенности внутриполитической обстановки в обеих странах. Надо признать, что в СССР какой-либо сильной борьбы вокруг проблемы советско-американских отношений не было. Курс на разрядку в целом поддерживался в стране.

Этого нельзя было сказать о США. После кубинского кризиса активизировалась поляризация политических сил в американском обществе. Усилились открытые разногласия по вопросам внешнеполитической стратегии и тактики в отношении Советского Союза. В обеих странах продолжалось наращивание ядерной и общей военной мощи. Недружественные пропагандистские кампании постоянно вспыхивали с обеих сторон, особенно по вопросам прав человека и еврейской эмиграции.

Все это в той или иной степени лихорадило советско-американские отношения до середины 80-х годов, когда крупные прорывы в области соглашений по ядерным и обычным вооружениям стали способствовать определенной стабилизации этих отношений.

Оглядываясь на наши отношения с США в годы администрации Кеннеди с нынешних позиций, позиций 90-х годов, невольно приходишь к выводу, мягко говоря, о неразумности поведения великих держав, в первую очередь США и СССР, и их правительств. Сколько триллионов долларов и рублей было потрачено обеими странами за эти 30 лет, сколько опасных международных кризисов, сопровождаемых быстро растущим ракетно-ядерным потенциалом обеих стран, пришлось пройти, чтобы, наконец, вначале 1993 года между США и Россией было достигнуто далеко идущее соглашение о дальнейшем резком сокращении их огромных наступательных стратегических сил на две трети, т. е. до количественных уровней, уже сопоставимых с количественными уровнями периода Кеннеди-Хрущева. Спрашивается, зачем же понадобилось столько жертв, лишений и средств, чтобы, пройдя большой и дорогостоящий путь, снова вернуться, по существу, к тому, с чего начинали?

Конечно, при Кеннеди и Хрущеве было упущено немало возможностей сократить этот путь. То же можно сказать и о последующих годах, когда идеологические, имперские устремления обеих стран, их очередных правителей в Кремле и Белом доме эффективно тормозили этот процесс. Понадобилась почти треть века, чтобы взаимно убедиться в порочности и губительности „холодной войны", в необходимости ее прекращения и перехода к поискам взаимопонимания, сотрудничества и партнерства.