Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

¾ Что это, галлюцинация обоняния? Я в отчая­нии, профессор... Доктор приписывает это истерично­сти моей бедной племянницы...

¾ Да, да... Кажется, мой коллега совершенно вер­но поставил диагноз, — так же тихо ответил Путилин.

Во все время этой сцены я не спускал глаз с его лица и лица Приселова.

Не знаю, почудилось мне или же это было на самом деле, но я видел, как злобная, ироническая ус­мешка скривила губы последнего. Видел я также, ка­ким пристальным взглядом впивался Путилин в лицо дядюшки-опекуна.

«Тут, очевидно, кроется какая-то мрачная тай­на», — проносилось у меня в голове.

¾ Ну, барышня, я вас скоро вылечу! — улыбнулся больной поощрительной улыбкой великий сыщик. — Скажите, вы испытываете чувство холода в конечно­стях рук и ног?

¾ О да, профессор... Под утро я покрываюсь вся холодным потом, руки и ноги немеют, мне кажется, что я умираю...

Через несколько минут мы были в зале. Лицо Путилина было важно-сосредоточенное.

¾ Вот что, господа, — обратился он ко мне и к хозяину дома Приселову, — у меня намечается мой диагноз болезни бедной девушки, но, для того чтобы поставить его окончательно, мне необходимо при­сутствовать при пароксизмах болезни. Поэтому я останусь сегодня всю ночь около больной.

¾ Но, профессор... будет ли с моей стороны удоб­ным так злоупотреблять вашей бесконечной добротой и любезностью? — повернулся к «профессору» Приселов.

¾ Прошу вас не беспокоиться, — сухо ответил Путилин. — Ни о каком вознаграждении не может быть и речи. Я делаю это для моего коллеги, доктора Z., а также для торжества науки, которая нам, господин Приселов, дороже миллионов этой бедной де­вушки.

Смертельная бледность покрыла лицо дядюшки-опекуна.

¾ Я... я... тронут, профессор... Видит Бог, я так бы хотел, чтобы моя дорогая племянница скорей по­правилась, — пробормотал он.

¾ У вас есть комната, смежная со спальней боль­ной? Я с доктором должен провести там ночь, дабы несколько раз в течение ее следить за больной.

¾ О, конечно, конечно. Рядом маленькая гос­тиная. Я сейчас распоряжусь. Вы извините меня, я должен ехать в клуб.

¾ О, пожалуйста, не стесняйтесь. Вы не нужны нам.

И Путилин, слегка поклонившись, быстро напра­вился к комнате больной.

¾ Отчего вы не предупредили меня, доктор, что вы намерены созывать консилиум? — обратился ко мне великолепный барин-опекун, надевая пальто.

¾ Это вышло несколько случайно, господин Приселов. Вчера из-за границы приехал мой друг, профессор, и я решил воспользоваться его авторитетным советом.

¾ Великолепно... оченьвам благодарен... Я вер­нусь часов около двух ночи. Я распорядился, чтобы чай, ужин был сервирован вам там, где вы пожелае­те. Ну, желаю от души, чтобы ваша знаменитость, вкупе с вами, облегчила страдания моей больной пле­мянницы.

Мы сидели в гостиной мавританского стиля, толь­ко что окончив ужин.

¾ Скажи, пожалуйста, Иван Дмитриевич, что, собственно, подозреваешь ты тут? Уверяю тебя, как доктор, что об отравлении не может быть и речи. Рво­та больной исследовалась три раза, и если бы там находилась хоть йота яда...

Путилин спокойно заметил:

¾ Кажется, я на этот раз попался на удочку. Но знаешь ведь мой характер — я люблю доводить дело до конца. Пойдем в спальню больной... Я хочу посмо­треть, как она...

И мы несколько раз входили.

В углу горели лампады, бросавшие тихий, мирный свет на фигуру спящей девушки.

Ее прелестное личико, окаймленное прядями каш­тановых волос, было неспокойно... Губы шевелились, словно старались забрать как можно более воздуха.

Моментами из ее бурно подымавшейся груди выле­тали тихие, подавленные стоны, бормотания:

¾ Душно... пуститеменя ...Господи... задыхаюсь... Ах!..

Бормотания переходили в громкий крик. Ее руки судорожно хватались за дорогое плюшевое одеяло, и она вдруг вскакивала с кровати, сейчас же опять бессильно опускаясь на нее.

¾ Этого ты никогда не наблюдал, доктор? — тихо спрашивал меня Путилин.

¾ Нет.

¾ Почему же?

¾ Да потому, что, когда я навещал ее, с ней ни­чего подобного не случалось.

¾ Плохой доктор... плохой доктор... — в раздумье произносил Путилин.

¾ Иван Дмитриевич! — вспылил я. — Может быть, ты желаешь преподавать мне медицину?

¾ И очень. Но... только судебную медицину, мой друг...

Было около двух часов ночи. Путилин обратился ко мне:

¾ Вот что, иди и спи. Я побуду около твоей па­циентки вплоть до утра. Я вздремну в этом кресле.

Лишь только я собирался выйти из комнаты боль­ной девушки, как в нее вошел Приселов.

Он был, видимо, слегка навеселе. От него несло сигарами и шампанским.

¾ Как, господа?! Вы не спите? Но, Боже мой, до­рогой профессор, такое ночное бдение может плохо отразиться на вашем здоровье...

¾ О, не беспокойтесь, господин Приселов, я при­вык бодрствовать у одра погибающих, — с еле за­метной усмешкой ответил Путилин. — Теперь я по­прошу вас отсюда удалиться. Я должен следить за дыханием бедной девушки...

Приселов ушел. Ушел и я. Меня клонило ко сну, и я скоро погрузился в него, прикорнув на великолеп­ной тахте.

Не спалось только Путилину.

Мрачнее тучи ходил он взад и вперед по спаль­не бедной девушки, над которой отвратительная старуха смерть уже заносила свою костлявую руку.

¾ Бедный ребенок! — вслух тихо шептал он. — Как мне спасти твою молодую жизнь?.. Для меня со­вершенно ясно, что я — лицом к лицу с самым гнусным, с самым подлым преступлением... И враги тут, бок о бок со мной. И тайна совершаемого злоде­яния — вот здесь, в этой самой комнате, у меня перед глазами. О, какой это поистине дьявольский трагизм: сознавать смертельную опасность и не быть в силах немедленно ее отстранить, парализовать!

И он, нервно хрустя пальцами, подходил к постели сиротки-миллионерши.

На него глядело прелестное молодое лицо, иска­женное мукой неведомых страданий. Моментами по нему молнией проносились судороги, грудь начинала особенно бурно подниматься, конвульсивные движе­ния трогали руки и ноги, и из широко раскрытого рта с воспаленными губами вылетали хриплые бормотания-стоны:

¾ А-ах, душно мне.

Раз, когда Путилин близко наклонился над умирающей девушкой, она раскрыла глаза и поглядела на великого сыщика долгим жалобно-испуганным взгля­дом.

¾ Ну как, дитя мое, вы себя чувствуете? — спро­сил он.

¾ Я умираю. Я, наверное, скоро умру, — тихо слетело сее уст.

¾ Нет, нет, вы не умрете, я спасу вас. — И этого взгляда, полного жалобной тоски, и этого шепота, в котором звенело столько затаенной грусти, Путилин, как он рассказывал мне позже, не мог за­быть всю жизнь.

Больная опять впала в полукошмарное забытье. Холодное отчаяние охватило Путилина.

¾ Господи, да неужели мой чудесный дар рас­крывать многое тайное изменит мне на этот раз? — опять зашептал он, взволнованно шагая но спальне, тускло озаренной светом лампад и крохотным огонь­ком ночника.