Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

Путилин стоял невозмутимый.

— Вы... вы что же, любезный господин Путилин, серьезно же­лаете вести с нами борьбу?

— В каком смысле «борьбу?» Драться, бороться с вами? О, этого я совершенно не предполагаю. Слушайте, Савин, вы очень умный человек и потому предлагаю вам прекратить этот жалкий маскарад, эту высокую комедию. Поймите, сознайтесь и придите к выводу, что вы попа­лись. Вы в моих руках.

— Я буду бороться! Я... я, — совсем обезумел претендент на Болгарский престол.

В его руке сверкнуло дуло револьвера.

— Господа! — властно крикнул он своей свите.

Несколько револьверов и ножей-кинжалов были мо­ментально выхвачены.

И только Путилин стоял безоружный, с голыми руками.

— Великолепно. Это мне нравится. Итак, вы желаете меня убить? — Ни йоты тревоги, ни признака испуга не слышалось в этих словах.

Это поразительное хладнокровие изумило даже его врагов, и не только изумило, но и восхитило.

«Молодец! Какая смелость, выдержка!» — тихо пробормотал Цанков своим товарищам-заговорщикам.

— Теперь, Савин, я должен сказать вам следующее: моя смерть не принесет вам спасения потому, что я, пред­видя возможность ее, принял все, понимаете, все меры для того, чтобы вы все-таки были арестованы.

— Дьявол! Вы лжете! — прохрипел авантюрист.

— Я лгу? Разве вы не знаете, что Путилин никогда не лжет? Капитан парохода предупрежден. Телеграммой я уведомил консула в Бургасе о вашем следовании на Болгарский престол. Он встретит вас с достаточным количеством людей для вашего ареста.

Вопли бешенства опять прокатились по каюте-салону.

— Изволите видеть: имея дело с обыкновенными мо­шенниками, я всегда прибегал к револьверу. С таким же, как вы, я считал это излишним. У меня в кармане два револьвера. Не угодно ли взглянуть на них? — И Путилин быстро их выхватил.

— Но, смотрите, я их кладу на стол. Что же вы мед­лите, господа? Убивайте меня, я беззащитен, я — один среди вас.

Савин стоял, низко опустив голову.

Свита его — точно под влиянием какого-то гипноза — безмолвствовала.

— Вы что же, хотите замарать ваши ручки еще и убийством? Вы думаете, что это облегчит ва­шу совесть и ответственность за все, что вы наделали?

— Как... как вы попали сюда?

— Да я с вами шампанское пил, ваше высочество.

— Вы?! Со мной?!

— И с этими господами, вашими верноподданными. Разве вы забыли католического священника?

— Это были вы, Путилин?!

— Я, Савин.

С тоской оглянулся кругом Савин.

— Рушится все. Все мечты разлетелись. Господи, а я так жаждал... — и зарыдал ужасным, нудным мужским рыданием. — Вы... вы... победили, Путилин... Но, клянусь Богом, я.. я был бы идеальным князем Болгарии.

Даже в эту минуту гениальный авантюрист не потерял веры в свое княжеское призвание!

— Снимайте скорее этот маскарадный костюм, Савин. К чему привлекать к себе всеобщее внимание? Вам будет тяжелее.

— Вы... вы правы... К черту! Все к черту!

—Ваше высочество... Что вы делаете? — послышались возгласы свиты.

Савин, безумно хохоча, плача, срывал с себя парад­ную форму Болгарского князя.

— Ну?! — исступленно крикнул он, подходя к Путилину. — Берите меня. — Я — ваш! Но... но помните, что нена­долго.

Покончив с визитацией больных, приехав домой и отобедав, я только что собирался прикурнуть, как лакей мой доложил мне о прибытии любимого курьера моего гениального друга Путилина. Я поспешно вышел в пе­реднюю.

— В чем дело, дружище?

— Письмо к вам от его превосходительства Ивана Дмитриевича.

Он протянул мне знакомый конверт.

— Что-нибудь случилось важное? — спросил я, поспешно распечатывая конверт.

— Случай, можно сказать, господин доктор, необык­новенный...

Но я не слушал его, весь погрузившись в чтение записки.

«Доктор, приезжай немедленно. Торопись, ибо я не могу из-за тебя находиться черезчур долго в страшном соседстве. Твой Путилин ».

— Что такое? — начал было я, но, махнув рукой и зная любимый загадочный стиль моего друга, наскоро одел пальто и помчался в сыскное к моему другу.

Курьер на своей неизменной тележке-тарантасе следовал за мной.

В сыскном, когда я туда приехал, я заметил на лицах служащих испуг, растерянность.

«Что такое случилось?» — мозжила меня мысль. Я быстро прошел знакомой дорогой в служебный кабинет Путилина, порывисто распахнул дверь.

— Ради Бога, Иван Дмитриевич, что такое?

Путилин, отдававший приказания своему помощнику, обернулся ко мне.

— А, это ты, доктор?..

— Как видишь.

— Так вот, не можешь ли ты оказать помощь этому несчастному господину?

И он сделал знак по направлению дивана. На нем, свесившись мешком, полулежал, полусидел молодой щеголь в бобровой бекеши, с лицом сине-бледным, с таким лицом, на котором мы, врачи, безошибочно различаем печать смерти.

— Дайте знать, Виноградов, прокурору, судебному сле­дователю и нашему врачу.

— Сию минуту, Иван Дмитриевич.

Пока они говорили, я приступил к господину. Но лишь только я раскрыл его бекеш, как волна крови вырвалась и залила диван. Брызги крови ударили в мое склонившееся лицо. Голова господина зашаталась и свесилась еще ниже.

— Ну? — спросил Путилин.

— Да, ведь он мертв. Это труп! — воскликнул я, неприятно пораженный тяжелым зрелищем.

— Ты исследовал?

Я открыл его глаза... Веки были свинцовые, зрачок — мертво остекленевший.

— Когда, приблизительно, наступила смерть, доктор?

— Сейчас, до подробного осмотра, это трудно опреде­лить, но судя по сокращению глазных нервов, можно думать, что не так давно. Часа два, полтора.

Помощник вышел отдавать распоряжения.

— Откуда у тебя появился этот несчастный?

— А-а, это крайне загадочная история. Видишь ли, минут сорок тому назад ко мне вбежал испуганный агент-дежурный и заявил, что на лестнице лежит тело какого-то господина... Я бросился туда и увидел этого господина. Думая, что он еще жив, я велел пере­нести его ко мне в кабинет. Но, увы, это был, как ты видишь, труп.

— Но как он попал на лестницу вашего сыскного отделения?

— Этого никто не знает, доктор. Один из недавно прибывших агентов, правда, видел, что какая-то карета, запряженная отличными лошадьми, остановилась у подъ­езда сыскного. Но, занятый другим делом, он не обратил ни малейшего внимания на это обстоятельство. Мало ли, кто останавливается у нас в каретах?

— Ужасная рана! — вырвалось у меня. — Пуля попала, очевидно, в сердечную сумку. Смотри, какая масса крови!

— Ну и годок! — печально произнес Путилин. — Преступление за преступлением... Я начинаю думать, что кри­минальный Петербург скоро заткнет за пояс Лондон и Париж.