Борис Минаев - Ельцин

…Однако «год уступок и компромиссов» утомил его основательно.

Он устал ждать позитивных результатов в экономике. Его не устраивает темп реформ. Он устал от интриг, таких, как этот липкий, неприятный торг на встрече с «Гражданским союзом». «Демократическая Россия» требует от него согласовывать с ней все важнейшие назначения в правительстве, хочет стать «правящей партией», хочет, чтобы ее возглавил Ельцин…

А хочет ли он возглавить какую-либо партию? Безусловно, нет. «Партию создавать надо…» — устало говорит он на встрече с «Демократической Россией». Но это не его проект.

На него давят, он читает бесконечные аналитические записки. С ним просят встречи. К нему в кабинет друг за другом идут помощники, представители движений, депутаты.

Все пытаются на него «влиять». Вообще, такое ощущение, что в этом году он теряет интерес, к политическим дебатам, разговорам. Читает груды этих записок, думает, молчит.

Его молчание становится своеобразным феноменом политического стиля.

Кажется, он теряет энергию, напор, теряет форму, как спортсмен, который нуждается в паузе. Эта пауза ему крайне необходима.

В тот момент, когда Ельцину становится особенно душно, тесно в накаленном политическом пространстве, особое значение приобретает момент общения. С кем же он общается в это время?

Общается со своим новым «узким кругом». «Маленькой командой», которая всегда для него важнее, чем команда большая, официальная.

— Насколько он был открыт в этом общении? — спрашиваю у дочери Ельцина Татьяны.

— Не знаю. Мне кажется, папу до конца никто из них не знал.

В «ближний круг» Ельцина 1992 года входят глава его администрации Юрий Петров (коллега по Свердловскому обкому), министры-силовики: Виктор Баранников (Министерство безопасности), Виктор Ерин (МВД), Павел Грачев (Министерство обороны). Входят, и не только по долгу службы, еще два человека, которые занимаются вопросами его охраны, — Михаил Барсуков и Александр Коржаков. Но появляются и другие — постепенно в ближайшее окружение Ельцина начинают входить его литературный помощник Валентин Юмашев, известный теннисист и тренер Шамиль Тарпищев.

Это, кстати, вполне понятно. В жизни Ельцина появляется новая страсть — теннис.

Началось все в Юрмале.

По приезде в Москву Б. Н. начал регулярные тренировки. Сначала — на теннисном стадионе «Дружба» в Лужниках. Затем нашлись и другие корты, более скрытые от глаз любознательной московской публики.

Это было почти маниакальное стремление к игре, когда для тенниса урывались драгоценные часы в графике, забитом до предела.

Вспоминает Шамиль Тарпищев:

«Два раза в неделю мы обязательно играли в теннис. И президент железно выдерживал этот график. Играли так: на неделе вечером, а в субботу с утра.

Ельцин — спортсмен в точном понимании этого слова. Конечно, играл он в теннис как любитель: начал поздно, ему было уже под шестьдесят. Но при этом в ответственный момент, когда одним мячом решается сет или матч и когда надо обязательно попасть, он попадал стопроцентно: выражаясь научно, за счет мобилизации нервной системы.

В паре нам было трудно проиграть кому-нибудь из любителей, и совсем не оттого, что президенту все поддавались. Причина проста — он волейболист, и подача — один из самых важных элементов парной игры — получалась у него довольно приличной».

Его партнерами в те годы были разные люди, но чаще в паре с Ельциным играл Шамиль Тарпищев, а их противниками выступали, как правило, кто-то из его ближайшего окружения — Коржаков, министр иностранных дел Козырев, госсекретарь Бурбулис, уже упомянутые Грачев, Ерин. Теннисом увлекались многие.

«Теннисным центром» становится Дом приемов на Воробьевых горах, построенный еще при Хрущеве, — уединенный особняк в самом красивом месте Москвы, на охраняемой территории, со спорткомплексом.

Там начиная примерно с 1992 года сформировался неформальный клуб, получивший название «президентского» — сюда приезжали, примерно раз в неделю, крупнейшие деятели новой России, чтобы поиграть в теннис и обсудить текущую ситуацию.

У клуба были свои жесткие правила и свой устав — «устав подготовили как шуточный, но порядок поведения в нем был прописан четко, — пишет Шамиль Тарпищев. — Если я хочу занять теннисный корт, то заранее звоню и записываюсь. И заявка Коржакова не считалась главнее, чем заявка, например, Козырева. Единственный, кому сделали исключение, конечно, Борис Николаевич… Насколько помню, когда я уходил из Кремля (в 1996 году. — Б. М.), клуб уже насчитывал 56 членов».

Вообще, Борис Ельцин был первым и единственным руководителем России на протяжении всего XX века, кто в юности занимался спортом профессионально. (Владимир Путин стал продолжателем этой традиции.) Николай II не был замечен мемуаристами в особо сильных спортивных пристрастиях, Ленин и Сталин из видов спорта в юности предпочитали: первый — политические дискуссии, второй — вооруженные экспроприации банков, Брежнев и Хрущев все свои молодые силы отдали суровой партийной работе, Горбачев… тоже нет.

А в чем специфика спортивного менталитета, знает каждый — это неукротимая воля к победе, бессознательный азарт борьбы и… непривычная для обычного человека склонность к риску.

Главной же чертой спортивного менталитета Ельцина было его абсолютное неумение проигрывать. Он реагировал на проигранные очки просто как ребенок.

Леон Арон, американский биограф Б. Н., приводит интервью с одним из тех, кто играл с ним в волейбол еще в его «обкомовский» период. В этот жаркий спортивный вечер Ельцин организовал две команды: одна была составлена из членов бюро обкома, а другая — из его сотрудников.

«В первой партии этого исторического матча команда сотрудников полностью разгромила бюро (команду Ельцина) со счетом 15:2. Ельцин стал очень нервным и вспыльчивым. Одолев “боссов”, сотрудники одумались и решили выставить на следующую партию “вторую” команду. Однако даже эта команда превосходила соперников, и служащие стали выигрывать снова. Лишь отчаянные усилия Ельцина помогли сплотить команду бюро и предотвратить поражение. Только он и Петров зарабатывали очки. Алексеев приказал своей команде проиграть вторую партию и тем самым помочь бюро сохранить лицо. “В третьей партии мы одержим верх”, — пообещал он товарищам по команде. Однако когда после перерыва Алексеев скомандовал: “Первая команда, на площадку!”, раздался голос Ельцина: “Нет, остается эта команда”. Забывшийся в пылу игры Алексеев повернулся к Ельцину и спросил: “Это приказ проиграть, да?” Ельцин не ответил. Бюро выиграло третью партию и, таким образом, матч.

Ельцин тут же подошел к Алексееву: “Хватит играть в поддавки!” Тут команды разделили таланты более равномерно, несколько игроков Алексеева перешли к Ельцину с Петровым, и начался “хороший, веселый” волейбол. Потом, вручая Ельцину вымпел победителя, Алексеев не смог удержаться от шпильки. Пародируя официальный лозунг, он сказал: “И все же, Борис Николаевич, победила дружба”. Раскрасневшийся, с потным лицом, Ельцин резко ответил: “Какая еще дружба? Победила наша команда!” Для Алексеева этот ответ был “как удар плетью”. В раздевалке к нему подошел референт Ельцина: “Вы не должны так разговаривать с первым секретарем!” — “Послушайте, — возразил Алексеев, — мы оба были в трусах, на спортивной площадке, не в кабинете”. Пятнадцать лет спустя неприятная реакция Ельцина была в памяти Алексеева еще очень свежа. Но… все это объяснялось пылом соперничества. Ельцин очень не любил проигрывать — в чем бы то ни было. Он всегда сражался до конца. Такой у него характер».