Борис Минаев - Ельцин

«Я уехала с ним сразу, можно сказать, в чем была, — вспоминала Наина Иосифовна. — Все вещи упаковывала моя сестра. Я считала, что не могу оставить Бориса ни на один день. Съездила на два дня в Свердловск, уволилась с работы. В Москве начала искать место в проектном институте, а потом поняла, что — нет. Я проработала в своем “Союзводоканалпроекте” столько лет, среди родных людей. У нас был замечательный коллектив. И я сразу почувствовала, что здесь, в Москве, работать просто не смогу.

Борис с утра уходил на работу, а я оставалась одна. Куда идти в этом незнакомом чужом городе, не представляла. Я всегда не любила командировки в Москву. Старалась закончить все дела за один день и вечером улететь обратно в Свердловск. И вот я здесь и, возможно, навсегда… Однажды вечером я возвращалась в гостиницу и вдруг так разрыдалась, не могу идти, ничего не вижу перед собой. Вернулась в свой гостиничный номер, позвонила в Свердловск, подруге. Ничего ей, конечно, не сказала, просто спросила, как у них дела, какие новости. И потом приказала себе: всё, хватит. Так дальше невозможно. Надо начинать новую жизнь».

Тяжелое настроение было и у Бориса Николаевича. Он плохо представлял себе, что его ждет, мучился ожиданием, неопределенностью.

Наконец через два месяца получил повышение — стал секретарем ЦК КПСС по строительству. Повышение последовало быстро, даже быстрее, чем он ожидал. Сразу изменилось настроение.

Уже по приезде в Москву Ельцины получили квартиру в новом доме на 2-й Тверской-Ямской, в районе Белорусского вокзала. «Это была очень хорошая квартира, удобная, — вспоминала Наина Иосифовна. — Тихий двор, рядом улица Горького, магазины. Но сам район произвел на нас угнетающее впечатление — шумное движение, трамваи ходили под окнами, загазованность. Летом окна откроешь — слой гари на подоконнике».

Новому секретарю ЦК дали в Москве не одну, а сразу две квартиры — на две семьи. Нужно было выбирать — кто из дочерей будет жить отдельно. Поскольку в семье Лены росли уже двое детей — семья старшей дочери была больше, — решили, что к родителям переедет Таня с Борей, которому в тот момент исполнилось четыре года.

«У маленького Бори была такая маленькая комнатка, кладовка с окном, метра три-четыре. Там помещалась только кровать и тумбочка. Зато он спал отдельно, — вспоминает Таня. — Большую гостиную и папин кабинет мы занимать не стали. Таким образом, оставались еще две комнаты — моя и родительская». Кабинет и спальня супругов Ельциных окнами выходили на улицу. Трамваи продолжали по ночам будить обитателей новой квартиры, так же как в Свердловске, в их «секретарском» доме.

Первое лето семья жила на даче в Успенском, где делила небольшой деревянный дом с другой семьей — видного работника ЦК Анатолия Лукьянова. Отношения были самые теплые, Таня и Лена дружили с его дочерью Леной Лукьяновой.

Постепенно жизнь налаживалась.

Наина Иосифовна с утра провожала маленького Борю в детсад, затем заходила к Лене (им дали трехкомнатную квартиру в районе Театра Советской армии, затем они поменяли ее на квартиру поменьше, но ближе к родителям, на улице Александра Невского). Там Наина Иосифовна помогала дочери с внучками: Катей и маленькой Машей. Затем возвращалась домой, обходя окрестные магазины. Продукты, по свердловской привычке, покупала сама. Довольно быстро разобралась, где лучше брать молочные продукты, где сосиски, где овощи. Когда муж стал кандидатом в члены Политбюро, первым секретарем горкома партии, ее привычки, как ни странно, не изменились. Белье в стирку или вещи в химчистку тоже носила сама — стояла в очередях за «дефицитными» продуктами.

Правда, продуктов этих становилось все меньше, а очередей — все больше. «Как-то я стояла в угловом гастрономе на улице Горького, за курами. Прошел уже, наверное, год с тех пор, как мы переехали в Москву. Куры были какие-то неубедительные, худые и синие, я попробовала выбрать получше, спросила о чем-то продавщицу и тут же получила мощный отпор: много вас тут, выбирать она будет! Я стала оправдываться и вдруг услышала позади себя иронический голос: знала бы она, что обслуживает жену первого секретаря горкома партии, наверное, не кричала бы так…»

Это говорил их сосед по дому, вроде бы ученый, Наина Иосифовна знала его в лицо. Другим соседом был молодой врач-реаниматолог из ЦКБ. «Его звали Андрей, и мы с ним дружили», — вспоминает Таня. Через четыре года он очень помог Ельциным, когда здоровье Б. Н. ухудшилось после самолетной аварии и операции в Испании. Были в подъезде и старые свердловские знакомые, коллеги Б. Н. — Петровы и Житеневы.

Тем не менее ощущение, что атмосфера в этом доме совершенно другая, чужая, холодная, никак не проходило. Здесь жили ответственные работники ЦК КПСС, среди них Строев, Зюганов. Общаться семьями — среди коллег по работе здесь в Москве было как-то не принято. ЦК был слишком большой организацией.

Итак, в первой половине 1985 года Ельцин работает завотделом, потом секретарем ЦК по строительству. Его новая работа — огромное поле для деятельности человека, который знает стройку «как свои пять пальцев» (характерное для него выражение). Он пытается «наметить реальную программу выхода отрасли из кризиса», постоянно в командировках (кто-то подсчитал, хотя цифру эту проверить трудно, что новый секретарь ЦК в эти месяцы ездил по стране больше, чем все остальные секретари вместе взятые). Он полон планов, он готов работать круглые сутки, он — при деле. Впрочем, это «дело» (стройка в масштабах всего Союза) оборачивается порой весьма неожиданными поворотами. Приехав в Ташкент, на пленум республиканского ЦК партии, Ельцин совершенно неожиданно оказывается в своеобразной осаде («очень скоро вокруг гостиницы собрались люди, требовавшие, чтобы их пустили ко мне для разговора»). Тема для разговора одна и та же: коррупция нового руководителя Узбекистана Усманходжаева. Ельцину приносят целую папку компрометирующих документов. Он, собрав факты, в Москве рассказывает обо всем этом Горбачеву. Однако реакция Горбачева резко отрицательная: Усманходжаев — честный коммунист, его оговаривают специально. Главное — за него ручается второй человек в партии, Егор Лигачев.

Этот эпизод надолго запомнился Ельцину.

23 декабря 1985 года Ельцина вызвали на заседание Политбюро и сказали, что он должен возглавить Московскую городскую партийную организацию.

Конечно, это заседание было лишь последним шагом в целой цепи согласований и утверждений. Ельцин прошел многих секретарей, включая Лигачева, Капитонова и, конечно, генерального секретаря Горбачева, некоторое время он просто ждал решения этого вопроса…

Но вопрос решался на удивление стремительно. Это было понятно для Ельцина — Михаил Сергеевич вел остаточные бои с членами брежневской команды, с ненавистными ему «стариками» (к которым, конечно, не относился министр иностранных дел Громыко, первым решительно поддержавший его в тот судьбоносный вечер, когда Политбюро утверждало кандидатуру нового генерального). «Старики» напоминали о временах, когда против него, Горбачева, плели интриги, пытались «отодвинуть», не допустить, чтобы он вел заседания Политбюро.