Борис Минаев - Ельцин

Итак, Ельцин берет слово:

« Ельцин . В отношении названия. Я, например, лично убежден, что все-таки это должен быть Союз Суверенных Государств. Это отвечает сегодняшнему статусу республик-государств. Люди привыкли к этому. Тем более что Михаил Сергеевич когда-то говорил об этом в одном из своих выступлений. Это, конечно, Запомнилось. Название Союза, правда, вызывает некоторые сомнения, но я бы не стал принципиально настаивать на какой-то другой позиции и лично согласился бы с предложением — Союз Суверенных Советских Государств.

Назарбаев . Советских республик или государств?

Ельцин . Республик. Я оговорился.

Горбачев . То есть СССР?

Ельцин . Да. Дальше в отношении подписания Союзного договора. Я не один раз обращался и сейчас обращусь к моим товарищам по работе… с просьбой подписать Договор под Российской Федерацией (Ельцин говорит о том, что первым под договором должна стоять подпись России, а за ней все остальные, — даже этот чисто процедурный вопрос вызывал в то время жаркие дебаты. — Б. М.)…

Я обещал, все время говорил вам, что те полномочия, которые вы возьмете на себя, мы вам даем. Если во внешней сфере, в международных отношениях какие-то будут у вас предложения по своей самостоятельности — пожалуйста, мы вам дадим. Такую же линию мы предлагаем вести и с Союзом.

Горбачев . Но координация обязательно нужна.

Ельцин . Координация обязательна».

Обратите внимание — здесь Ельцин выступает от имени Центра, от имени союзного, а не только российского руководства, его поддержка будущего договора — своеобразная гарантия. Без этой поддержки сам переговорный процесс был бы невозможен.

Если называть вещи своими именами, то в Ново-Огареве разговор шел о создании новой модели государства. Горбачев ради сохранения Союза как такового (увы, уже без Прибалтики, лидеры которой в Ново-Огаревском процессе участвовать отказались) готов был передать республикам огромную часть своих полномочий.

Как бы это выглядело на практике?

Ну, во-первых, это сохранение единой валюты. Единой армии. Единого экономического пространства. Разумеется, для всего этого нужно сохранить и центральные органы власти, исполнительной и законодательной, органы управления и, конечно, единого лидера страны. Во-вторых, и это главное, всё остальное, из чего состоит политика, — переходило из Центра на места. Право на ограниченный суверенитет. Право на свою конституцию (и свои законы). Право на внешнеэкономическую деятельность, и вообще — на свои собственные национальные приоритеты в экономике. Перераспределение бюджета — серьезная часть доходов должна была теперь оставаться в республике. Право на свою собственную внутреннюю, прежде всего национальную политику. (По сути, это была модель сегодняшнего Евросоюза.)

Возможно, это был исторический шанс. Возможно.

Но позволю себе высказать и другую точку зрения. Попытка спрогнозировать последствия Ново-Огаревского процесса в случае его успеха приводит к печальному выводу: это новое государство было изначально обречено. Возникни после подписания нового Союзного договора это новое, слабое, непрочное горбачевское государство — и Россия, и вся страна в целом могли бы оказаться на грани грандиозной, испепеляющей гражданской войны.

Главная проблема заключалась в том, что экономически республики Советского Союза были настолько слабы, что уже не могли самостоятельно решить ни одной из стоящих перед ними задач. Европейские страны объединились, имея перед собой перспективу роста, помогая друг другу, на началах Общего рынка… В 1991 году была попытка объединить разрушенные экономики бывших республик, то есть те страны, которые уже ничто не удерживало вместе.

И если национальные конфликты в республиках до этого момента проходили лишь по линии дележа каких-то отдельных кусков земли, выяснения каких-то давних, но вновь вспыхнувших обид и споров (Карабах, Юго-Осетия, Абхазия, Ферганская долина, Приднестровье), то новые конфликты могли разгореться уже на совсем другом основании: между коренным и некоренным населением, между русскими жителями республик и нерусскими. И вот тогда, на абсолютно легитимной, законной основе наши войска могли бы войти в любую республику (защищать соотечественников) — с огнем и мечом. В этом случае кровавый югославский вариант, возможно, показался бы детской игрой в солдатики…

После образования СНГ в течение нескольких лет (и процесс этот продолжается до сих пор) сотни тысяч, миллионы русских и русскоязычных семей были вынуждены покинуть национальные республики. Почему это происходило и происходит по сей день? Спросим себя: что такое «новая национальная политика» в империи, когда Центр ослабел и передал огромную часть своих полномочий на места?

А это значит — увольняют одних и берут на работу вместо них других. Исподлобья начинают смотреть на улицах. И наконец, открыто предлагают переселиться. Не грабят, не убивают (хотя где-то и грабят, и убивают) — просто предлагают подумать. Это и есть новая национальная политика, ее последствия. Если, разумеется, говорить не о высоких материях, а о грубой прозе жизни, о том, каким лицом эта новая национальная политика поворачивается к простым людям.

Процесс подъема национального самосознания обязательно происходил бы и при новом горбачевском Союзе, если бы он был создан после успеха Ново-Огаревского проекта. Потому что такова неизбежная логика истории. Вот только ответ на этот процесс мог быть совершенно другим.

А любое замораживание, по сути своей, искусственное консервирование процесса распада Союза — именно к этому бы и привело.

На последней встрече, перед тем как Горбачев попрощался с лидерами республик, он попросил президента России Ельцина и главу Казахстана Назарбаева остаться после основного совещания. И предложил обсудить конкретные кандидатуры руководства будущего обновленного Союза. «Назарбаеву Нурсултану Абишевичу я предлагаю пост премьер-министра, будет заменен также председатель КГБ, предлагаю Бакатина, ты как, Борис Николаевич?»

Деталь эта говорит о том, как близки уже были они к подписанию нового договора. И какова была между ними степень доверия — с этими людьми Горбачев связывал свое будущее.

Кстати, разговор этот (тайный!) был, возможно, одной из трагических ошибок Горбачева. Большинство исследователей считают, что именно он послужил той спичкой, которая и запалила пороховую бочку — Крючков, премьер Павлов, вице-президент Янаев и прочие не выдержали такого «предательства» Горбачева и окончательно договорились между собой. Этот разговор был записан КГБ и конечно же сразу стал известен всей кремлевской верхушке, всему «силовому блоку» горбачевского правительства.