Евгения Шацкая - Великие стервы России. Стратегии женского успеха, проверенные временем

Сердце Айседоры взволнованно трепетало. Ведь если исполнилась первая часть предсказания, то могла исполниться и вторая, та, в которой было предсказано, что в России она выйдет замуж. А ведь именно так и случилось – Айседора Дункан вышла замуж. Вот и говорите после этого, что гадалкам верить нельзя.

Они встретились осенью того же 1921 года. Ей исполнилось сорок три года, ему – двадцать семь. Она – знаменитая на весь мир танцовщица, он – русский поэт Сергей Есенин. Она отлично говорит на трех языках, но не знает русского. Есенин владеет только языком своей родины. Судьба – странная штука, она способна и не на такие выкрутасы. Так что ей стоит разжечь страсть между столь разными людьми!

Их встреча состоялась на чаепитии в доме художника Георгия Якулова на Большой Садовой. Приглашать Айседору Дункан, как мировую знаменитость, в свои дома считалось высшим шиком среди московской интеллигенции. Она сама от таки визитов никогда не отказывалась. Увлечение Советской Россией было на самом пике. Ей, до сих пор такой далекой от всего русского, было все интересно. Чтобы соответствовать духу русской революции, Айседора даже одевалась соответственно, предпочитала носить одежду красного цвета. «I am red!» – говорила она. И когда ее называли «мадемуазель Дункан», строго поправляла «товарищ Дункан».

Она была искренней в своем увлечении революцией. Через три труднейших года в России она скажет: «Приехав сюда, я чувствую, что иду по тем путям, которые ведут в царство всеобщей любви, гармонии, товарищества… Я презираю богатство, лицемерие и те глупые правила и условности, в которых мне приходилось до того жить… Я считаю, что с тех пор, как на Земле началось христианство, большевизм является величайшим событием, которое спасет человечество».

Сергея Есенина пригласил на то сборище его друг, поэт и беллетрист Анатолий Мариенгоф, сообщив, что ожидается приезд знаменитой Дункан. На что Есенин ответил: «Тогда я пойду помою голову». Перед всеми своими встречами Есенин всегда мыл голову, прекрасно зная, какое впечатление на окружающих оказывает его роскошная шевелюра.

Не оставила она равнодушной и стареющую Айседору. Она была просто очарована молодым поэтом. Говорят, что увидев Есенина, Дункан, коверкая слова, произнесла: «Золотая голова!» Остается загадкой, откуда, из каких глубин подсознания, она, знавшая по-русски не более десяти слов, извлекла это выражение. А еще Айседора в первый же вечер назвала его: «Ангел», а заглянув в голубые глаза, добавила: «Черт!»

В четвертом часу утра они вместе покинули дом Якулова. Через несколько дней Сергей Есенин со всеми вещами перебирается жить к Айседоре Дункан, в бывший особняк Балашовой, расположенный по адресу Пречистенка, 20, выделенный советским правительством под школу танцев.

Странный это был союз. Начиная с огромной, в семнадцать лет, разницы в возрасте и заканчивая языковым барьером. Разговаривали они между собой жестами, движениями, взглядами. Иногда призывали на помощь переводчика. Посудите сами, как говорить о любви, прибегая к помощи постороннего человека. Хотя, зачем любви слова?

Айседора всячески старалась подстроиться под любимого, учила русские слова и называла Есенина «Сергей Александрович». Они ходили на приемы, на литературные вечера, где она обязательно танцевала, а он непременно читал стихи.

Да и у них дома всегда было полно народа. Пестрая толпа русской богемы – поэты-имажинисты, художники, скульпторы, музыканты, декораторы и т. п. – считали своим долгом навестить знаменитых поэта и танцовщицу.

Не надо забывать, в какое время разворачивалась эта драма человеческих чувств. Начало двадцатых годов, время самой разрухи и нищеты. Это чуть позже спасительный НЭП вступит в разоренные революцией города. А тогда два раза в месяц Айседора, как работник умственного труда, получала кремлевский паек: сахар, чай, белую муку и немного икры. Хотя у нее в услужении и были две поварихи, изощряться в кулинарном искусстве им приходилось на картошке.

Приемная дочь Айседоры Дункан Ирма, разделявшая с ней тяготы жизни в Советской России, так вспоминала о тех временах: «Каждый раз они готовили картошку в разном обличии, ухитрялись делать ее вкусно и вареной, и жареной, и в виде пюре. Они подавали к столу украшенные гербами, чеканкой и гравировкой серебряные тарелки и угощали такими блюдами, как картофель, жаренный в масле (соте), картофель «Новый мост», суфле, картофель «Лионский», картофель «Булочник», крестьянский, жареный в духовке, отваренный на пару, пюре на козьем молоке, взбитое, винегрет и т. д. и т. п. А когда их профессиональные умственные способности полностью истощались от придумывания новых способов, они приносили к столу на тяжелых, аристократических серебряных блюдах картошку в мундире!»

Секретарь Дункан Илья Шнейдер рассказывал: «На первых порах почти не было посуды – ни стаканов, ни чашек, ни блюдец. Зато стояла целая шеренга больших стеклянных бокалов, и пить чай приходилось из них. Навещавшие Дункан иностранцы полагали, что русские, любящие чаепитие, предпочитают пить этот душистый напиток из винных и пивных бокалов».

Когда же гости расходились, Айседора и Сергей оставались одни – наступало время любви. Странная у них была любовь, неистовая. С безумными ласками и с такими же безумными скандалами.

Есенин, в силу своего алкоголизма и ослабленной психики, был подвержен частой смене настроений. Иногда на него находило что-то, и он начинал кричать на Айседору, обзывать ее последними словами, бить, а временами он становился нежным и очень внимательным.

Иногда поэт сходил с ума от её танца, когда жаркое тело женщины, уже немолодой, но все еще темпераментной, выписывало перед ним соблазнительные па. Иногда он ее просто ненавидел. Тогда Есенин вырывался из ее объятий, прятался у друзей, посылал телеграммы, что все кончено. И опять возвращался.

Несомненно, честолюбивой натуре Есенина льстило, что рядом с ним несравненная Айседора Дункан, ставшая к тому времени легендой, но в то же время он не мог простить ей славы. Оттого и бесился. Обзывал ее сукой и матерными словами. А Айседора все терпела, сносила оскорбления и писала губной помадой на зеркале: «Есенин есть Ангел». Почему? Почему?

Неужели любовная страсть так затмила глаза этой умной женщины, что она не замечала издевательств затянутого в трясину пьянства поэта? Все она замечала и все равно прощала. Размышляя над этим феноменом, современники Дункан объясняли, что в чувствах Айседоры к Есенину было больше не сексуальной любви, а материнской. Происшедшая несколькими годами ранее трагедия, в результате которой она потеряла детей, оставила глубокий след.