Валерий Золотухин - Знаю только я

— А когда будем переезжать из Иерусалима?

Катя:

— Ну, вы очень спешите!

В общем, взаимоотношения, как мне кажется, с семьей улажены. Катерина чувствует, что СССР ей не миновать, аренда дома в Иерусалиме закончилась 15 декабря (1000 долларов в месяц), им надо до Москвы где-то прокантоваться, ему еще лететь в Лондон закрывать свои дела — и в Москву, в Москву… Но Петя в Союз не хочет, не говоря о Кате.

18 декабря. Воскресенье. Хельсинки

Провожая, дали нам шведы по бутерброду, бутылке пива и пластинку с песнями Высоцкого в их исполнении.

Вечер. Прилетел в 17.00 Любимов и, бросив чемоданы, понесся в театр. Записывали с 18.30 до 24.00 световую партитуру. Теперь видно, что у него гора с плеч свалилась. Рецензенты хвалят «Мастера, а артисты до уровня его требований не дотягивают».

21 декабря. Среда, мой день

Шеф много суетится, энергично проводит все «пятиминутки», как будто хочет показать, что ему вовсе не 70 с лишним лет, и совсем не похож на того, каким мы увидели его в Швеции. Он соскучился по собственным замечаниям, когда он может говорить без переводчика, показывать.

Демидова:

— Я не могу зависеть от твоих импровизаций!

А позавчера — так плохо еще никогда не играли, и тут-то ее шеф и похвалил. Ужасно фальшивая дама. Говорит, распространяется, пишет книжки о партнерстве Высоцкого, а Бондаренко свидетельствует, как она его доводила в том же «Гамлете». В этом деле надо быть осторожными. Мы не знаем, что и как Володя говорил про нас другим, и тут мы можем наплести сеть из паутины. Потому что «монах трудолюбивый», он же время, сплетет и расплетет все по полочкам, и мы можем оказаться голыми королями. Володино суждение или частный разговор нельзя принимать как абсолютно, единственно верный взгляд…

Мне как-то обидно, жалко, что Жанна Не приходит в театр на наши рауты, встречи… Или она болеет, или вправду они поссорились. Ее совершенно не видно, не слышно. В принципе это замечательно, что жена главного не мозолит глаза и уши. Но, с другой стороны, не комплекс ли это?!

Ю.П.:

— Играл ты прекрасно. Только не ори! Когда ты завопил «Тень Грозного!..» — я аж испугался.

— Это была проверка.

— Какая проверка?

— Проверка организма. Выдержит или не выдержит. Выдержал.

— Ну, сегодня выдержал. В общем, дело не в этом. Не пей так много. Ты уж немолодой мужик…

Это он мне на прощание, после того как израильские посол и послиха вознесли меня до небес Иерусалима. Я успел ввернуть, что мы мечтали побывать с гастролями в Израиле.

Любимов: «Мы об этом много говорили и, кажется, договорились». Целовались мы и с Катей, похоже, она была счастлива.

Играли сегодня блестяще. С букетом цветов раздетая Катя побежала посла провожать до улицы. Для нее посол Израиля важнее нашего посла в сорок раз. Пошли они все в дыру! Дело в том, что я сегодня счастлив, ведь сегодня последний, 7-й спектакль этой дикой дистанции. И я закончил его блестяще. Благодарю Тебя, Господи!

Тепло и грустно, по-моему, чуть дело до слез не дошло, попрощался с нами шеф.

— Жду с вами встречи в Москве. Много накопилось злобы, обстоятельства сложились у нас трагически. Во многом зависело не от нас с вами. Но эти два спектакля, «В.Высоцкий» и «Борис Годунов», произвели, на мой взгляд, очень важную для нас с вами работу… Они как-то объединили и дали надежду, что, может быть, еще что-то можно успеть сделать. С Рождеством, с наступающим Новым годом! Здоровья всем…

Губенко:

— Ну что, Валерий, мы можем друг друга поздравить, выдержали… Есть еще ресурсы в организме.

— Есть, Коля. Я третьего дня испугался не на шутку, но Бог спас меня.

Любимов (в прощальном слове):

— В свободные минуты, хотя у меня их почти не бывает… как говорил у нас Гамлет, я размышлял, что со мной и с нами произошло…

Все-таки размышлял, думал…

27декабря. Вторник

Большая, интересная, ужасно драматическая передача о Шифферсе. Я многое знал, но жил своей деловой и внешне счастливоблагополучной жизнью. Не углублялся, не вникал, функционировал на поверхности, добивался невольно званий, известности, печатал какие-то повестушки, рассказы. Жил значительной жизнью — пил вино, любил женщин, гулял, пел всякую ерунду и не совсем ерунду. А где-то в кресле сидел удивительный, гениальный человек и мыслил и жил куда «живее», чем мы, барахтающиеся в этой тине, которая нам нравится. Мы эту тину часто принимали за нирвану. Вот такая чепуха и глупость.

Шифферс и Шнитке. Они очень похожи и лицами, и энергией излучения, и оба добрые, несмотря на жестко произносимые, оформленные в слова мысли свои, суждения. Нет, они не озлобились, они не проклинают время потопное, не смирились. Нет, они ему противостояли своим активным в себе житием. Авваку-мовское мужество. Это люди не суетливые, «смертию смерть поправшие»…

Вчера — репетиция, разочарования и нахождение в коллегах (и, очевидно, в себе) признаков очередных и неотвратимых симптомов разложения, какой-то старческой капризности, брезгливости. И весьма малого достоинства при кажущейся защищенности и отстаивании своей крепости-мнения…

Губенко:

— Прочитал твои записи. Очень интересно, потрясающе. Сколько раз себе говорил: записывай каждый вечер. Но ведь ты рискнешь это опубликовать. Оставил Жанне, но страшно… Ужас какую жизнь прожили, жуть.

Я так понимаю, что это только часть, связанная с Володей.

12 января. Четверг По дороге в К-45 с большой пользой поработал над текстом «Живого». Даже настроение поднялось, так и хочется услышать от Любимова: «Ну что ж, Валерий, время пошло тебе на пользу».

На обратной долгой дороге думал о Шукшине, Высоцком, о себе. Шукшин попал в друзья Высоцкого. Для меня это странно. За 16 лет работы и общения я никогда не видел их рядом. Не слышал о том, что они встречались. Вгиковские общения, безусловно, быть могли. Но, зная, как тогда относились его старшие друзья к Высоцкому, вряд ли стоило в дальнейшем именовать их друзьями. В 1969 г. вышел «Хозяин тайги». До того был «Лакей». В «Хозяине» снимался парень с Алтая, и Шукшин не мог не слышать об этом. Допускаю, что он недоуваживал тогдашнего Можаева, а они, в свою очередь, Васькины рассказы недооценивали. Допускаю, что, если он и видел «Хозяина», он ему был активно противен. Да, но там его друг Высоцкий, который, в свою очередь, друг Золотухина, а Золотухин из Быстрого Истока, той самой пристани, того самого причала, который Макарыч никак не мог миновать. В то время это был, может быть, единственный путь до Барнаула или еще куда… Он был дещёвле и доступнее железной дороги. Другого транспорта, кроме гужевого и полуторок, нет… Обо мне писали много, особенно после «Бумбараша». На премьере в Доме кино, по словам Заболоцкого, был и Шукшин и отозвался о моем полупьяном заявлении: «Алтайский дурачок».