Поль Фор - Александр Македонский

В характере Александра, в смысле генетическом, для нас много неясного. Несомненно, в семьях обоих его родителей были пороки и родимые пятна. Их обвиняют во множестве преступлений и убийств; как враждебные, так и дружественные историки повествуют о сценах пьяного исступления и дебошей, о неравных браках между едва достигшими зрелости девушками и царями на шестом десятке, о близкородственных связях; наконец, репутация алкоголика, которую вполне заслужил Филипп, — все это, вместе взятое, делает вполне понятным, почему Арридей, один из его детей, был умственно отсталым и страдал эпилепсией. И это никоим образом не объясняет ясности ума и крепости духа Александра. Все, что мы можем сказать о его наследственности, сводится к одному несомненному факту: Аргеады, его предки, были обязаны своей властью закону о том, что верх берет сильнейший, то есть закону джунглей. Теоретически это означает, что вооруженный македонский народ избрал их на царство возгласами одобрения. Но мы уже видели, на какое кровопускание, на какие интриги пришлось пойти младшему сыну Филиппа, чтобы взять верх над предводителями нескольких родов, собственными братьями и соперниками.

В такой практике нет ничего нового: Филипп II, едва уцелевший в резне, которую враги учинили его братьям, в 359 году сам оттеснил в сторону Аминта, молодого наследника престола и своего племянника. Стоит также послушать, что говорил в ту же эпоху Платон об одном из самых известных в династии царей Архелае I (413–399): «У него не было никаких прав на нынешнюю власть, поскольку его родила рабыня Алкета, брата царя Пердикки… Он совершил величайшие преступления. Сначала он послал за этим своим господином и дядей, — якобы с тем, чтобы передать ему власть, которую отобрал у него Пердикка. Но приняв его у себя и напоив допьяна обоих — его самого и его сына Александра, своего двоюродного брата, почти ровесника себе, он взвалил их на повозку и, вывезя посреди ночи, зарезал, а тела скрыл… Немного позже он занялся своим братом, законным сыном Пердикки, мальчиком лет семи, которому и должна была по праву принадлежать власть… так вот его он сбросил в колодец и утопил, а матери его Клеопатре сказал, что ее сын свалился в колодец, погнавшись за гусем. Так что теперь он, как наибольший злодей среди македонян, является и самым несчастным среди них!» («Горгий», 471а-с).

Скажем также, что Александр, родившийся в семье убийц, имел все основания опасаться за нервы своих соперников, а также страшиться собственной нервозности. Можно сомневаться в том, что преступность передается по наследству. Но невозможно подвергать сомнению то, что сама атмосфера дворов Македонии и Эпира была напитана духом убийства. Всю жизнь Александра преследовал вопрос легитимности. Младший сын царя-многоженца и единственный сын царицы, ни перед чем не отступавшей для обеспечения будущего своему потомству, едва родившись, он страдал тем, что я назвал бы «комплексом второго». Второго, постоянно выталкиваемого матерью на роль первого.

Следует признать, что нам почти ничего не известно о действительном влиянии, оказанном Олимпиадой на характер и восприимчивость своего сына. Об этом судят лишь по поступкам. Биографическое сочинение, посвященное Филиппу II и его женам Сатиром из Каллатии столетие спустя после их смерти, не сохранилось. Из тех немногочисленных фрагментов, которые мы читаем у Плутарха и Афинея (248d-f; 557b-с), мы узнаем, что, оставшись без матери и отца, Олимпиада жила до замужества в Эпире под опекой своего дяди и зятя Ариббы, царя Молоссии. Она также была младшей в семье, которой угрожали враждебные кланы Эпира и Македонии. Устроенный дядюшкой брачный союз исключительно по политическим мотивам превратил Олимпиаду в залог и заложницу семьи. «Этот союз, — пишет Юстин (VII, 6, 10), — повлек за собой все неудачи, а затем и падение Ариббы. Заключив союз с Филиппом, он надеялся умножить свою власть. Однако тот лишил его собственного царства и заставил стариться в изгнании». Став в 19 лет царицей самого могущественного государства Балканского полуострова и, что еще важнее, первой по праву супругой Филиппа II, она была вполне способна осуществить свои права как в Эпире, так и в Македонии.

Чтобы обеспечить престолонаследие и в одном, и в другом царстве, в октябре 356 года Олимпиада родила Александра III, а в 353 году — Клеопатру. И вплоть до самой смерти Филиппа нам не приходится слышать ни о сводных братьях Александра — Каране, сыне Филы, и Арридее, сыне Филинны, ни о его двоюродном брате Аминте, сыне покойного царя Пердикки III. Напротив, мы видим, что Олимпиада играет огромную роль, поддерживая двух своих детей и собственного брата. Последнему, которого также звали Александром, в момент свадьбы Олимпиады было шесть лет, а через пять лет его вызвали в Пеллу ко двору и воспитали в македонском пажеском корпусе. Весной 342 года ему был обещан трон Молоссии, а пока, в ожидании того, когда это совершится, в 337 году он женился на своей племяннице, дочери Олимпиады и Филиппа. Он был одновременно союзником Александра, его должником, дядей и зятем. Молоссия 49 тогда еще не могла сравниться с Македонией по централизованности и отлаженности государственного аппарата. Это было то, что называют κοινόν («содружество») пастушеских племен и народов, которыми управлял совет представителей, δαμιοργοί или συνάρχοντες, назначавший председателя (προστάτης) и при нем секретаря. Царь, или его представитель, располагал лишь религиозными и военными полномочиями. Проходившие в высоком массиве Пидна границы, которые разделяли Молоссию и соседние страны, были столь же подвижны, как кочующие и вечно пытавшиеся вторгнуться на чужое пастбище стада. Дважды, в 337 и 331 годах, Олимпиаде пришлось, дыша злобой, возвращаться на родину. Вообще право Александра править Македонией принято брать под сомнение: Олимпиада была здесь чужой.

На деле она действительно могла передать Александру свои честолюбие, гордость, внезапные приступы гнева, страх предательства и одиночества, жажду мщения. Повествующие о ней античные авторы — биографы, историки, мемуаристы и беллетристы — чуть ли не в один голос говорят о редкостной гордыне этой женщины, которая кончила тем, что уничтожила всех своих соперниц и убедила свое окружение и даже собственного сына, что в свое время забеременела не от кого-нибудь, а от самого бога-олимпийца Зевса-Отца. Женщина бурных страстей, властная и проникнутая сознанием своего благородного происхождения, мистически настроенная и вне всякого сомнения истеричная, кажется, она передала сыну не только свои пылкость и порывистость, но и неизменную убежденность в том, что нет на свете ничего невозможного для потомка Эака, Ахилла и царя богов.