Редьярд Киплинг - Немного о себе

В заключение на меня набросился незнакомец и спросил, что я думаю об американском патриотизме. Я ответил, что в Старом Свете не встретите ничего подобного. Кстати сказать, всегда говорите эти слова американцам. Они служат для них утешением.

— Собираетесь ли вы просить о натурализации?

— Зачем? — спросил я.

— Полагаю, что вы занимаетесь бизнесом в этой стране и делаете деньги, поэтому мне кажется, что это было бы вашим долгом.

— Сэр, — произнес я медовым голосом, — за морем лежит маленький, всеми забытый остров, который называется Англия. Он немногим больше Йеллоустонского парка. На этом острове любой гражданин вашей страны может работать, вступить в брак, нажить себе одно или двадцать состояний и спокойно умереть. В течение его карьеры ни одна живая душа не спросит, является ли он подданным Британии или сыном Дьявола. Вы меня понимаете?

Думаю, что он понял, потому что пробормотал что-то о «британцах», отнюдь не комплимент.

Дважды я переписывал эти строки, дважды рвал написанное в клочья, опасаясь, как бы те, кто живет за морем, не подумали, что я внезапно сошел с ума. Итак, приступим к рассказу в третий раз, на трезвую голову, собравшись с мыслями.

Я проехал по Йеллоустонскому Национальному парку в легкой двухместной коляске в компании предприимчивой престарелой леди из Чикаго и ее мужа, который не одобрил увиденного и назвал пейзаж безбожным. Наверное, они просто испугались.

Если помните, мы начали с Мамонтовы^ горячих ключей. Это не что иное, как гигантское «издание» розовых и белых террас, какие недавно были разрушены землетрясением в Новой Зеландии. В конце небольшой долины, где стоял отель, известковые источники, бьющие по склонам поросших соснами холмов, намыли окаменелый водопад из каких-то белых, лимонно-желтых и бледно-розовых образований. По этому водопаду пузырится, каплет и сочится теплая вода. Затем она стекает из бледно-зеленой лагуны в изящно отделанный водоем. Земля под ногами гудит, словно пустая банка из-под керосина, и в один прекрасный день отель, его гости и прочее провалятся в пещеры и превратятся в сталактиты. Когда я ступил на первый ярус террас — площадку, будто покрытую сероватым налетом парши и истоптанную ногами туристов, то увидел красный, как раскаленное железо, поток, который, словно кролик, нырял в какую-то нору. Сначала послышалось сдерживаемое хихиканье, затем — глубокий вздох, исходивший неизвестно откуда, и струя пара устремилась на пятьдесят футов вверх, растаяв в голубизне. Это было похуже Жгучей горы в Мино-шите. Грязно-белый налет уступил место белоснежной извести, и я увидел водоем, который некий ученый — владелец отеля прозвал Кувшином Клеопатры, или Фляжкой для виски Марка Антония, или еще как-то по-особому поэтично. Этот водоем был словно окован серебром и заполнен прозрачной, как небо, водой. Я не знаю, какова глубина этого чуда. Мой взгляд устремился сквозь нагромождения берилловых фотов и пещер, вниз в бездну, которая сообщалась непосредственно с пламенем, бьющим из ценфа земли. Бассейн словно корчился от боли и поэтому не мог не жаловаться, беспрестанно бормоча, журча и стеная. С губ известковых уступов, которые находились в сорока футах под водой, взлетали вверх сфуйки серебристых пузырьков, нарушая хрустально чистый покой на поверхности. Затем, постепенно мутнея, водоем начинал колыхаться, и тогда слышались сфанные звуки. Я отошел в сторону и обнаружил не менее беспокойные водоемы и фещины, где бежала, словно раскаленная докрасна, вода, скользкие пласты отложений, притопленные мутно-зеленой горячей влагой, сухие колодезные дыры, похожие на офабленные могилы в Индии, потому что были такими же пыльными и обезвоженными.

Адские воды сначала обдавали кипятком, а потом бальзамировали окрестные кусты и сосны. Однако местами деревья держались стойко, скрашивая зеленой листвой сплошную корку известковых образований. Содрав этот покров, можно было установить, какое под ним беснуется пламя. Думается, что со временем сосны все же выиграют сражение, потому что природа, которая сначала выковывает свои изделия в гигантской кузнице, почти завершила работу и теперь готовится охладить поковку в мягкой бурой земле и затушить пламя в кузнице.

Отель стоит на том самом месте, где террасы переходят в плоские пустоши. Сосны завладели территорией, расположенной выше, там, откуда начинаются террасы. Однако изломы водопада остаются голыми. Солдаты с шестизарядными револьверами охраняют водопад от туристов, чтобы те не швырнули туда ограждение, не пытались откалывать затейливые кружева отложений геологическими молотками и не сварились по собственной глупости, провалившись сквозь хрупкую корку.

Я маневрировал вокруг солдат. Это были кавалеристы в неряшливом обмундировании: темно-синие блузы и голубые брюки-галифе без ремней, торчавшие из сапог на манер ложки; пояс с патронами, револьвер, фуражка с козырьком и шерстяные перчатки с черными кнопками. Повинуясь воле Аллаха, я вступил в разговор с очкастым шотландцем. Он отслужил королеве в морской пехоте и линейном полку и, поскольку был непоседлив по натуре, перекочевал в Америку, чтобы порадеть для дядюшки Сэма.

Мы присели на краешек небольшого иссякшего источника, который при более счастливом стечении обстоятельств мог бы вырасти в гейзер, и начали разговор вообще. Подошел другой солдат. Не стоило даже спрашивать о его национальности, совсем не обязательно было слышать, как товарищи называли его «инглишем», для того чтобы понять, что это кокни. Он повидал виды в Египте и вышел в запас из мушкетерского полка, название которого не скажет вам ни о чем.

— Ну и как дела?

— Как посмотреть, — отвечали солдаты.

— Если сравнивать с королевской службой, здесь вполовину меньше дисциплины, даже еще меньше… столько же и работы. Но если доходит до дела, иногда достается. Наш сержант, например, ходит с фонарем под глазом. Ему засветил один из наших. Конечно, никто не жалуется. Что, взыскания? В основном штрафы, а если уж перегрузишься — отправляют охладиться, то есть в каталажку. Да, сэр. Как лошади? Лошади из Монтаны — сущие дьяволы. В основном бронко [354] Бронко — небольшие дикие или полуобъезженные лошади на американском Западе . Но мы не скоблим их для парадов. Так-то. Времени, что тратят в английской армии на обучение одной лошади, здесь хватит на эскадрон этих тварей. Вы еще встретите наших в парке. Обратите внимание на их обмундирование. Наверно, вы удивитесь. Что, покупной галстук с булавкой? Ну и что особенного? Надеваю все, что вздумается. Здесь мы не слишком разборчивы. Конечно, я не рискнул бы показаться в таком виде на параде дома… Нет, пока что обходимся без таких занудностей… У нас это не имеет значения. Однако не стоит забывать, сэр, что здесь меня научили полагаться на самого себя и на эту железку, то есть на револьвер. Мне не нужно полсотни команд, чтобы изловить браконьера в парке. Да, иногда балуются. Приезжают со своим снаряжением, обманом ввозят пару винтовок и стреляют бизонов. Стоит вмешаться — стреляют в тебя. Тогда конфискуешь все снаряжение и лошадей. Там, ниже, у нас целый загон. А вот и наш капитан. Если хотите узнать что-либо интересное, поговорите с ним. Здешняя служба — ничто по сравнению со службой дома. Впрочем, если поставить дело по-настоящему, служба превращается в сущий ад. Гражданские презирают нас — ведь посылают на дорожные работы и прочее. Так можно развалить любую армию.