Редьярд Киплинг - Немного о себе

Затем я прошел между чудищами и, миновав какую-то, словно покрытую побелкой, площадку, оказался перед прямоугольным проемом, охраняемым хромыми, слепыми, прокаженными и горбатыми, которые с визгом и воплями вцепились в мою одежду. Однако люди, которые потоком вливались под своды по пологой лестнице, не обращали на них внимания. Тогда я вступил под сумрачные своды длинного коридора, мощенного камнем, до блеска вытертым ногами людей. Справа и слева вдоль стен пестрели киоски.

В дальнем конце коридора распахивалось необозримое вечернее небо, и там начинался второй пролет лестниц, которые круто вели к самой Шуэ-Дагоун. Каскад пестрых красок ниспадал вдоль этих лестниц, однако мое внимание привлекла великолепная арка в бирманском стиле, украшенная китайскими иероглифами, и я остановился, поскольку по собственной глупости решил, что не стоит идти дальше. И вообще меня больше интересовали люди. Я хотел понять, отчего они становятся бандитами, о которых пишут газеты.

Итак, я остановился, потому что богатые сведения можно собрать, так сказать, «сидя у края дороги».

Затем я увидел Лицо, которое многое мне объяснило. Подбородок, шея, губы были абсолютно точно скопированы с физиономий самых безобразных римских императриц (дородные бабы в развязных позах), которых воспевает Суинберн, а мы иногда видим на живописных полотнах. Над этим совершенством тучных форм сидели монголоидный нос, узкий лоб и сверкающие глазки. Я пристально всматривался в этого человека, а тот отвечал удивительно высокомерным взглядом; у него даже дернулся презрительно уголок рта.

Затем бирманец вразвалку прошел вперед, а я расширил свои познания в области физиогномики [275] Физиогномика — наука о распознавании природных задатков человека по его физическим свойствам, утверждающая возможность определить характер человека и его принадлежность к тому или иному нравственному типу, исходя из его внешнего облика. и понял еще кое-что. «Надо будет порасспросить в клубе, — подумал я. — Похоже, из такого может получиться бандит. Он сможет и распять при случае».

Потом появился коричневый младенец, сидевший на руках у матери. Мне захотелось потрепать его за ручонку, и я улыбнулся. Мать протянула мне его крохотную мягкую лапку и тоже засмеялась. Ребенок продолжал смеяться, и мы смеялись вместе, потому что это было, по-видимому, обычаем страны. Десятки людей, которые возвращались теперь уже по темному коридору, где перемигивались фонарики владельцев ларьков, присоединились к нашему веселью. Эти бирманцы, должно быть, добродушная нация, потому что не боятся оставлять трехлетних детей под присмотром глиняных кукол или в зверинце игрушечных тигров.

Я так и не вошел в Шуэ-Дагоун, но чувствовал себя таким же счастливым, как если бы мне это удалось.

В клубе «Пегу» я встретил приятеля-пенджабца, кинулся на его широкую грудь и потребовал пищи и развлечений. Недавно он принимал специального уполномоченного — откуда бы вы думали — из Пешавара! — и вывести его из равновесия неожиданным появлением было не так-то легко. Он страшно опустился, а ведь всего несколько лет назад на Черном Севере разговаривал на тамошнем диалекте (как на нем полагается говорить) и был одним из нас.

— Даниель, сколько носков хозяин иметь?

Недопитая рюмка коньяку с содовой выпала у меня из рук.

— Боже правый! — воскликнул я. — И ты… ты разговариваешь с нукером [276] Нукер — первоначально (в XII—XIII веках) дружинник на службе у знатного монгола, впоследствии в расширительном смысле — слуга. на этом отвратительном жаргоне? Одного этого достаточно, чтобы пустить слезу. Ты ведешь себя не лучше бомбейского разносчика.

— Я мадрасец, — спокойно ответил он. — Все здесь говорят с боями по-английски. Недурно? А теперь пойдем-ка в «Джимкану», а сюда вернемся пообедать. Даниель, шляпу и трость хозяин иметь!

Должно бьггь, всего несколько сот человек стоят за кулисами бирманской войны. Это одно из наших малоизвестных и непопулярных небольших дел. Казалось, клуб был переполнен людьми, которые спешили «туда» или «обратно», и разговоры звучали эхом борьбы на далеком севере.

— Видишь того человека? На днях его саданули по голове под Зунг-Лунг-Го. Крепкий мужчина. А тот, что сидит рядом, охотился за бандитами около года. Он разгромил банду Бо Манго и поймал самого Бо на рисовом поле. Другой едет домой после ранения. Заработал кусок железа в «систему». Отведай нашей баранины. Клуб — единственное место в Рангуне, где можно найти баранину. Послушай, не надо обращаться к боям на туземном «Эй, бой! Принести хозяин немного лед». Они все из Бомбея или мадрасцы. Там, на передовой, встречаются слуги-бирманцы, но истинный бирманец предпочитает не работать, а быть обыкновенным маленьким daku.

— Как ты сказал?

— Нашим дорогим бандитом-дакайтом. Мы зовем их короче — dakus [277] Даку (дакайт, инд.) — разбойник, бандит. . Это их ласкательное прозвище. А вот и рыбное. Я совсем забыл: вы не слишком-то избалованы рыбой. Да, у Рангуна есть свои преимущества. Тут расплачиваешься по-королевски. Возьмем, к примеру, стоимость обзаведения для женатого человека. Домишко с мебелью — сто пятьдесят рупий. Слуге платишь двести двадцать — двести пятьдесят. Это уже четыре сотни. Дорогой мой, уборщик не берет меньше двенадцати-тринадцати в месяц, да и то продолжает работать в других домах. Это похуже Кветты. Тот, кто едет в Нижнюю Бирму, думая прожить на жалованье, просто дурак.

Голос с дальнего конца стола: «Конечно, дурак. Вот Верхняя Бирма — совсем другое дело. Там получаешь настоящую должность и командировочные».

Обрывок из другого разговора: «Это не попало в газеты — овладеть фортом оказалось не так-то просто, не то что пишут… Видите ли, Бо Гуи устроил настоящую западню, и, когда мы сомкнули линию, они всыпали нам спереди и сзади. Бой в джунглях — чертовски жестокое дело. Немного льда, пожалуйста».

Затем мне рассказали о смерти старого школьного друга под стенами редута Минлы. Кто-нибудь помнит дело под Минлой, с которого начался третий бирманский бал [278] «...третий бирманский бал» — имеется в виду Третья англо-бирман-ская война 1885 года, в результате которой вся Бирма попала под власть англичан. ?

— Я находился рядом, — встрял чей-то голос. — Он умер на руках у А., хотя точно не помню. По крайней мере, знаю, что он не мучился. Добрый был малый.

— Благодарю вас. Думаю, мне пора, — сказал я и вышел в душную ночь. Голова гудела от рассказов о сражениях, убийствах, внезапных смертях. Я дотронулся до кромки покрывала, скрывающего Верхнюю Бирму, и отдал бы многое за то, чтобы самому подняться вверх по реке и повидать старых друзей — бойцов, измотанных джунглями.