Редьярд Киплинг - Немного о себе

Японцы — хитроумные художники. Когда-то давным-давно на ручей в Никко приехал великодушный Повелитель. Он посмотрел на деревья, на поток, на холмы, с которых тот сбегал, затем взглянул вниз по течению, где зеленели крестьянские поля, на отроги лесистых гор. «Для того чтобы связать все это воедино, необходимо яркое пятно на переднем плане», — сказал он и, проверяя свои слова, поставил под страшными деревьями мальчика в бело-голубом. Ободренный благодушием Повелителя, старик нищий осмелился спросить у него милостыню. В древности Великие обладали привилегией пробовать закалку клинка на попрошайках и им подобных. И вот Повелитель совершенно механически, не желая, чтобы его беспокоили, отхватил старику голову. Кровь брызнула потоками чистой киновари на гранитные глыбы. Повелитель улыбнулся: «Случай разрешил загадку. Постройка здесь мост, — приказал он придворному плотнику, — мост такого же цвета, как эта кровь на камнях. Рядом поставьте мост из серого камня, так как я не забываю о нуждах простого люда». Он подарил мальчику тысячу золотых монет и отправился своей дорогой. Он сочинил пейзаж. Что касается крови, ее вытерли и не вспоминали о ней. Такова история моста в Никко. Ее нет в путеводителях.

Я пошел на голос реки сквозь хрупкие постройки игрушечной деревеньки, через бугристую пойму реки, пока, перейдя мост, не оказался в окружении замшелых камней, кустарника и весенних цветов. Слева от меня, напоминая красноватый бок Аравалли, вздымался крутой склон горы, поросшей лесом; справа расстилались крестьянские поля и деревенька, высились башни кипарисов. Потом мои глаза остановились на синеватой вершине горы, обрамленной полосами нерастаявшего снега. Отель стоял у ее подножия, и был месяц май. Затем мимо пролетел воробей, держа в клювике соломинку, потому что он был занят постройкой гнезда, — и я догадался, что в Никко пришла весна. Там, у нас, в Индии, можно совершенно забыть о смене времен года.

Затем передо мной предстало около шестидесяти идолов со скрещенными ногами. Они торжественно выстроились в ряд на берегу ручья, и мои неискушенные глаза опознали небольшие изваяния Будды. Лишаи покрывали их, словно налетом проказы, и все же они сохраняли величественную осанку и немигающий взгляд Повелителя Этого Мира. Однако это были не Будды, а нечто иное. Возможно, эти фигуры служили когда-то подношениями знатных людей монашеским организациям либо их ставили в память о предках. Впрочем, путеводитель все вам расскажет. Фигуры напоминали сборище призраков. Вглядевшись внимательнее, я увидел, что идолы все же отличаются друг от друга. Многие держали в сомкнутых руках кучки речных камешков. Наверно, их положили туда набожные люди. Когда я спросил у прохожего, что означают такие странные подношения, тот ответил: «Эти достойные образы — изображения бога, который рассказывает детям сказки и играет с ними на Небесах. Для того чтобы он не забывал о ребятишках, ему и кладут в руки камешки».

Право, не знаю, говорил ли незнакомец правду, но я предпочитаю верить в эту сказку так же слепо, как в евангельские истины. Только японцы могли изобрести божество, которое играет с детьми. Я посмотрел на идолов другими глазами, и они перестали быть для меня «греко-буддийской» скульптурой, превратившись в близких друзей. Я добавил большую кучку камешков к запасу самого веселого из них. Его грудь была украшена небольшими узкими полосками бумаги с напечатанными на них молитвами, что придавало ему сходство с пожилым пастором с сомнительной репутацией, у которого пришли в беспорядок ленты воротника. Чуть выше по течению возвышалась грубая скала, в ней было высечено что-то похожее на синтоистскую кумирню. Но я сразу узнал индуистскую реликвию и даже попытался отыскать глазами знакомые красные мазки на гладких камнях. На другой, плоской скале, нависавшей над водой, красовались какие-то надписи на санскрите, отдаленно напоминавшие знаки на-тибетском молельном колесе [325] Тибетское молельное колесо — колесо является одним из важных символов тибетского буддизма, выполняя многоплановую религиозную функцию: помогает устанавливать контакт с духами (колесо времени), обозначает основные понятия буддизма (колесо Закона, колесо сансары); тибетский язык не родствен санскриту и принадлежит к китайско-тибетским языкам, но использует письмо, восходящее, как и деванагари, к письму брахми . Честно говоря, я плохо разбираюсь в этом и все же радовался тому, что со мной не было путеводителя. Потом я спустился к кромке воды, бурлившей между высокими берегами. Вы видели Стрид под Болтоном, там, где вся его сила проявляется, когда река сужается до двух ярдов? Стрид в Никко — усовершенствование по сравнению с тем йоркширским потоком. Голубые скалы здесь размыты водой, словно мыльный камень. Они выше человеческого роста и весной покрываются цветами азалии.

Когда я грелся на солнышке, ко мне подошел незнакомец, рассказавший про идолов. Он указал рукой на узкое скалистое ущелье: «Если бы я изобразил этот пейзаж на холсте, любой газетный критик в Англии обвинил бы меня во лжи».

И действительно, сумасшедший поток сбегал с синей горы по узкому небесно-голубому ущелью; и гора, и ущелье были испещрены розовыми пятнами; совершенно невообразимая сосна стояла над водой, словно на часах. Я отдал бы многое за то, чтобы увидеть на полотне точную копию этого пейзажа. Незнакомец же удалился, бормоча себе под нос какие-то жалобы (по-видимому, на Академию художеств).

Гид, которого натравил профессор, отыскал меня у реки и позвал «посмотреть на храмы».

Я в сердцах проклял все храмы, потому что в этот миг лежал, распростершись на теплом песке под сенью высокой скалы. «Очень красивые храмы, — настаивал гид, — идите, смотрите; скоро закроют, потому что жрецы перевели стрелки часов вперед». Дело в том, что Никко опережает на полчаса стандартное время, туристы же, которые обычно прибывают сюда в три часа, едва успевают осмотреть все храмы до четырех, а это официально установленное время закрытия. Жрецы обнаружили это несоответствие, лишавшее церковь того, что ей причитается, и, будучи ее верными слугами, стали переводить часы. Теперь в Никко, где не понимали, какую ценность представляет время, все вполне удовлетворены.

Прокляв храмы, я совершил глупость, и мое несчастное перо уже не сможет должным образом оправдаться за это. Мы поднялись наверх по лестнице, выложенной серыми каменными плитами, и там придорожные криптомерии показались нам детьми в сравнении с гигантами, которые накрыли нас тенью у стен храма. Между стволами стального цвета мелькало что-то красное. Это был мост микадо. Кстати, Великий Повелитель, который убил нищего у ручья, остался очень доволен своим экспериментом. Затем, пройдя мощную каменную арку, мы вышли на великолепную площадь, гудевшую от стука молотков. Около сорока мужчин обстукивали столбы и ступеньки, как мне показалось, кумирни, построенной из сердолика и в изобилии покрытой золотом. «Это склад товаров, — бесстрастно сказал гид. — Они обновляют лакировку. Сначала снимают старую».