Василий Минаков - Фронт до самого неба

Минаков Василий Иванович

Фронт до самого неба

Записки морского летчика

Аннотация издательства: В документальной повести Героя Советского Союза В. И. Минакова рассказывается о боевых подвигах летчиков Черноморского флота, воспитанниках Ейского военно-морского авиационного училища, в трудный период Великой Отечественной войны, летом и осенью 1942 года. Книга адресуется массовому читателю.

Hoaxer: по тем же причинам, что и первую книгу В.И. Минакова ("Гневное небо Тавриды"), размещаю эту в разделе Мемуары, ибо это мемуары и по форме, и по содержанию.

С о д е р ж а н и е

Красный самолет

Завал

Настроение бодрое

Тихий фронт

Кому-то надо

Новые однополчане

Боевое крещение - не ритуал

Сквозь огонь

Экипажи уходят в ночь

"Порядок, командир!"

Ни шагу назад!

Мы вернемся, Белореченская!

"Ваш вопрос легче"

"Мессер" пошел вниз

Живы, черти!

Хватило и на зенитки

Разнообразить ассортимент

Благодарность Буденного

Памятный день

Зоркость от злости

Из-под крыла летучего авианосца

Испытание на лобовых

За Жору Соколова!

Двое в море

Одиссея одного экипажа

Над перевалами

Дальний маршрут

В прицеле - корабли

Бомбы под эшелоном

В разведке

Еще полетаем вместе!

Фронтовая академия

Задача у нас одна

Опять разведка

"Главное - не растеряться!"

Героический десант

Приказ есть приказ

О друзьях-товарищах (Вместо эпилога)

Красный самолет

Вряд ли возможно теперь узнать, кому принадлежала эта идея. Простая, как все гениальное, - вспоминали мы после полушутя. Гениальное - это, положим, слишком. Но вспоминали же, и не раз. Всякий раз, когда требовалось найти единственное возможное решение из множества невозможных, выход из безвыходного положения, замену тому, что незаменимо и чего не оказывалось под рукой...

Но что - под рукой! В целом мире тогда не существовало, да едва ли и существует теперь такое техническое средство, чтобы разом оповестить тысячи находящихся в самых различных местах людей о событии, требующем немедленного их сбора.

Боевой самолет может быть выпущен в воздух лишь тогда, когда весь его экипаж на борту: летчик, штурман, стрелок-радист, воздушный стрелок. Когда техник с механиками и мотористом, подготовив машину к полету, проверив в работе каждый ее механизм и прибор, заправив баки горючим и маслом, доложат о полной ее готовности к вылету. Когда вооружены - если это боевой вылет подвесят к бомбодержателям бомбы, укомплектуют боезапас и также доложат о том командиру.

Каждый на своем месте, у каждого четко определенные обязанности, каждый несет за них полный ответ.

Так у бомбардировщиков. Так у истребителей. Так и во всех авиационных частях.

На Дальнем Востоке солнце восходит раньше, и когда в Киеве, в Минске, в Одессе оно едва высветило край неба, мы его видели над головой. День в Приморье был в полном разгаре - солнечный, жаркий день, выходной, - и все те люди, необходимые для боевого полета, в нашем авиагородке и в других, по всему тысячекилометровому побережью, за исключением находящихся на дежурстве, дневальстве и в карауле, были свободны распоряжаться собой. В определенных, понятно, пределах, не покидая расположения части и прилегающих к нему мест, и чтобы домашние или соседи знали, где можно кого отыскать, - на речке, над омутом с удочкой или на солнечном пляже, в таежном мыске, где уж кто-то грибы будто видел, в поселке, где собирается по воскресеньям базар. Места всем известные, все в городке понаслышке друг друга знают, побегай, поспрашивай, и непременно найдешь. На то и посыльные в штабе полка, при дежурном.

Но сколько посыльных потребовалось бы в наряде, чтобы в течение, скажем, хоть часа собрать по тревоге весь личный состав?

Мы с утра были в то воскресенье на речке. Студеная, быстрая речка, забыл названье, впадает в морской залив. Черная с виду, как все таежные водоемы, а зачерпни - не вода, хрусталь. И берег опрятный, со светлой полоской облизанного разливами плеса под полуметровой ступенькой обрыва мелкая галька, как чечевица, белый, щекочущий ноги песок. В тени посидеть ильмаки с обрыва услужливо наклонили огромные перистые зонты, скрыться от глаз, чтобы трусики выжать, - надежней курортных кабинок кусты лозняка. Любимое место всего гарнизона, а также и молодежи соседнего с нами села, что раскинулось между таежной опушкой и тою же речкой, его огибающей полукольцом. Скошенный луг с шелковистой отавой, ячменное поле, на глазах наливающееся желтизной, край тайги в легкой мреющей дымке, сопка Юркина шапка - удачней не назовешь. Круглая шапка, добротная, меховая, темной елью поросшая, кедрачом...

Наша непроизвольно составившаяся компания - несколько молодоженов с зелененькими, не успевшими войти в роль боевыми подругами, стайка беспечных холостяков - успела уже искупаться кто по два, кто по три раза: долго в реке не поплаваешь - костолом. Вбежишь, как мальчишка, вздымая фонтанами брызги, помахаешь "саженками", сколько достанет духу, - и на берег греться, гоняя в кругу в волейбол. Дело к обеду шло, час самый шумный: всплески воды, гомон восторженных ребятишек, стук мячей, переборы гитары ли, мандолины, в душу просящийся голос Шульженко, разом из двух патефонов, наперегонки...

И вдруг все смолкло. Даже и патефоны выключились одновременно, и в воздухе будто повисли мячи. Затем в уши вторгся гул самолета - мощный, упругий и неожиданно близкий, словно он молча, как планер, подкрался и только над нами взревел. Даже и силуэт показался как будто бы незнакомым. Условно очерченная, как собирательный образ, машина, с осоавиахимовского плаката, что поразила воображение в детстве, летела неторопливо, но быстро и как бы всматриваясь в застывшие наши фигурки внизу. Споро прошла над пляжем, обогнула село, повторяя излучину речки, скрылась за сопкой-шапкой, вернулась и вдоль опушки тайги ушла в сторону нашего аэродрома...

- Красный! - тихо вымолвил кто-то.

- Красный, - отозвалось эхом несколько голосов.

Кружок тут же распался. Каждый заторопился к своим вещам.

Лишь одеваясь, я осознал, что была за машина. Обыкновенный СБ! Только весь, от хвоста до кабины и от одного конца плоскостей до другого, будто обтянутый пламенным кумачом. Сигнальный самолет, знак боевой тревоги...

Все одевались, в момент исчезали. Никто никого не ждал, не звал, не торопил. Тревога есть тревога. После проверки готовности полк будет построен на летном поле, и командир всех расставит по надлежащим местам. На неделю, на месяц, на целый отрезок службы, до следующего учения или тревоги, каждую эскадрилью, звено, экипаж. Кому-то ходить в виноватых, испытывать тяжесть повышенного внимания и опеки, кому - неприметная, но ощутимая в строгой регламентации воинской жизни прибавка доверия. Этим и были мы озабочены прежде всего. Тревоги проводились часто, с вылетом и без вылета, в масштабе эскадрилья или полка, во взаимодействии с кораблями или без такового. От пляжа до городка полтора километра, от городка до аэродрома - еще километр.