Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Из рассказанных Мазаевым деталей событий тех дней мне запомнился следующий эпизод. 17 июня одному из референтов отдела информации срочно потребовалось переговорить с кем-то в правлении ХДС (ГДР), располагавшемся в центральной части города. На набережной реки Шпрее его машину окружила толпа немцев, которые начали ее раскачивать, чтобы сбросить в воду. В этот момент из-за поворота, ведущего к Красной ратуше, где размещался городской магистрат, показались два советских танка, и машину референта тотчас же оставили в покое. Вместе с этими танками, то выходя вперед, то оказываясь между ними, по берлинским улицам шел генерал-майор Диброва – один, в полной генеральской униформе и без оружия – и уговаривал берлинцев по-немецки с неважным произношением: «Расходитесь, пожалуйста, по домам!» («Gehen Sie bitte nach Hause!»).

He могу не помянуть добрым словом старушку фрау Анни (ее фамилия была Ланге, но все ее звали только фрау Анни). В качестве няньки и «домоправительницы» фрау Анни была своего рода палочкой-выручалочкой для тех семей сотрудников консульства, где были маленькие дети. Нам она досталась «по наследству» от людей, которых мы сменили. Через ее судьбу мы вплотную познакомились с теми несчастьями, которые развязанная Гитлером война обрушила в конечном счете на самих немцев. Беженка из Богемии (Судетская область) фрау Анни потеряла в конце войны и уже после нее всех родных и все свое имущество (новые чешские власти выселяли немцев в приказном порядке, оставляя им денежную сумму в 5 марок и столько, сколько они могли унести на руках). На территории Советской зоны оккупации полумертвых от голода и холода людей (женщины, старики и дети; мужчины были почти поголовно мобилизованы в гитлеровскую армию) принимали военные коменданты и распределяли их по населенным пунктам Восточной Германии, которые по случайности не были сметены с лица земли бомбардировками союзников и прорывавшимися к Берлину частями Красной Армии. Каким-то образом фрау Анни добралась до Лейпцига, где ее приютили в городской комендатуре в качестве уборщицы. Оттуда она и попала в консульство, когда после завершения периода оккупации в округах ГДР стали открываться наши представительства дипломатического типа. Фрау Анни так и не заговорила по-русски, но в совершенстве освоила саксонский (точнее, лейпцигский) диалект. В результате мы часто не могли понять, о чем с таким деловым видом наша двухлетняя дочка беседует с мастеровым людом, посещавшим нашу или соседние квартиры. Нам с женой редко доводилось в жизни встречать таких добрых, порядочных, сердечных, обязательных и надежных людей, как фрау Анни.

Кстати, жили мы в самой гуще немцев, в обычном немецком доме, с соседями-немцами, в полукилометре от здания консульства. (Такой порядок был скорее исключением из правила – во время последующей работы в Бонне, Париже и Берлине мы жили в более или менее крупных «дипломатических гетто».) В Лейпциге ни о какой самоизоляции не было и речи. На работу и с работы мы ходили пешком, иногда по дороге домой заходили в немецкую пивную, где подавали неплохое пиво («Radeberger» – оно не в пример другим сортам в целом благополучно пережило объединение). Естественно, начинались разговоры; мы расспрашивали, нас расспрашивали. Такая информация оказывалась подчас точнее, чем официальная. Точно так же наши разъяснения действовали убедительнее, чем газетные статьи.

В наш консульский округ входил Дрезден, об англо-американской бомбардировке которого я знал еще со времен учебы в МГИМО. Даже спустя 11 лет центр города лежал в руинах. Из рассказов выживших в те дни людей и сведений наших военных складывалась следующая картина. Воздушный налет на Дрезден, состоявшийся 13-14 февраля 1945 года, за два с половиной месяца до окончания войны, был одним из самых трагических событий ее завершающей фазы. Город находился сравнительно далеко от линии советско-германского фронта и лежал в стороне от направления главного удара Красной Армии, устремившейся к Берлину. Если налет англо-американской авиации 3 февраля на Берлин (более 22 000 погибших) имел какое-то военное значение в плане деморализации частей вермахта, сконцентрированных для обороны столицы рейха, то авиаудар по Дрездену был начисто лишен такого значения. В Дрездене не было ни военной промышленности, ни значительных сил вермахта, зато было около полумиллиона беженцев с территорий, занятых советскими войсками.

Авиаудар по Дрездену не был согласован с командованием Красной Армии; он был произведен исключительно по инициативе западных союзников. «Политкорректные» германские историки стараются либо не акцентировать внимания на этом обстоятельстве, либо утверждают, что советские военные просили предпринять «акции устрашения» в тылу немецких войск. На самом деле советское командование было заинтересовано в разрушении предприятий военной промышленности, нарушении немецких коммуникаций за линией фронта, уничтожении живой силы вермахта и просило союзников именно об этом. Воздушные удары по перенаселенным городам не отвечали пожеланиям советских военных. Сами англичане и американцы видели в ударах по городам «акт возмездия» за германские бомбардировки Великобритании в 1940 году («Битва за Англию») и выдавали их за средство подорвать моральный дух защитников рейха. Однако гибель гражданского населения не облегчала советского наступления на Берлин. Скорее наоборот – она подкрепляла утверждения геббельсовской пропаганды о том, что целью антигитлеровской коалиции является истребление немцев как нации.

Вечером 13 февраля 1945 года над Дрезденом появилась первая волна британских и канадских бомбардировщиков типа «Ланкастер». Их бомбы обрушились на исторический центр города, где начался так называемый «огненный смерч», в котором горит асфальт, плавится железо и превращается в прах камень. После полуночи 14 февраля подошла вторая волна самолетов, которые бомбили жилые районы, остававшиеся до того незатронутыми. В огне гибли пожарные команды и медики скорой помощи. Была полностью нарушена подача электроэнергии. В полдень третья волна сбросила еще 783 тонны бомб. «Огненный смерч» стал неуправляемым. Он продолжался четыре дня. От пожара не было спасения ни в бомбоубежищах, ни на берегу реки Эльба. Точное число жертв среди гражданского населения так и не удалось установить. Предполагается, что оно составляет не менее 245 тысяч человек. Исторический центр столицы саксонских королей с его всемирно известными дворцами и музеями («Цвингер») был полностью разрушен и выгорел дотла.

«Флоренция на Эльбе», как на протяжении веков называли Дрезден, перестала существовать. Дрезденский «огненный смерч» стал провозвестником атомного ада Хиросимы.