Всеволод Ежов - Конрад Аденауэр - немец четырех эпох

13 марта перед зданием ратуши выстроились отряды штурмовиков. Их предводитель с балкона объявил о низвержении обер-бургомистра Аденауэра. Газеты на следующий день оповестили о его бегстве из города. Они всячески измывались над смещенным, обливали его грязью, уверяли, что все население города пребывает в радости по поводу избавления от своего хозяина. Кёльнские обыватели не проявляли восторга в связи со смещением обер-бургомистра — давнишнего, привычного и уважаемого. Но и защищать его не были готовы — нацистская пропаганда делала свое дело: она последовательно развенчивала Аденауэра и внушала страх перед торжествующим национал-социализмом.

В Берлине Аденауэр попросил аудиенции у Геринга, занимавшего кроме прочих еще и пост министра внутренних дел Пруссии. Ждать пришлось три дня. На встрече Геринг вел себя надменно. Беседу, едва поздоровавшись, начал агрессивно:

— У меня есть сведения о серьезных финансовых злоупотреблениях в кёльнском магистрате, и вы ответственны за них.

Аденауэр не ожидал подобного.

— Вам предоставили неверную информацию, — спокойно сказал он. — Финансовая деятельность магистрата систематически проверяется. Никаких нарушений обнаружено не было.

Геринг резко изменил тему:

— Почему вы убрали знамена национал-социалистов с моста через Рейн, когда по нему проезжал Гитлер?

Аденауэр дал объяснение и попытался перехватить инициативу:

— Я пришел к вам как к министру внутренних дел, чтобы уведомить: меня сняли с поста обер-бургомистра вопреки действующему законодательству. Надеюсь, что законы и порядок существуют в стране. Прошу вашего вмешательства.

Подумав немного, Геринг ответил:

— Мы дадим распоряжение провести расследование. О результатах вам сообщат.

Кивком головы нацист дал понять, что беседа окончена. Никаких сообщений от Геринга Аденауэр не получил.

В Кёльне между тем начались гонения на служащих муниципалитета — членов партии Центра. Их стали увольнять под надуманными предлогами. Аденауэр из Берлина обратился за помощью к Ризену — нацисту, поставленному на его место. Тот грубо ответил, что считает бывшего обер-бургомистра предателем, погрязшим в коррупции и принесшим несчастье жителям города и служащим муниципалитета.

В берлинской служебной квартире, еще не отобранной у него, Аденауэр жил тихо, на публике не появлялся. Помещение охранялось полицией, что давало надежду не подвергнуться спонтанному налету нацистских молодчиков. Банк Кёльна по указанию новых властей арестовал счет Аденауэра. Кончались наличные деньги, взятые при спешном отъезде.

Выручил старый знакомый американский промышленник Д. Н. Хайнеман, находившийся в это время в Брюсселе. Он навестил Аденауэра и вручил ему десять тысяч марок — сумму внушительную, дававшую возможность длительное время не испытывать финансовых проблем. Аденауэр навсегда остался благодарен Хайнеману. После войны, совершая официальные визиты в Соединенные Штаты, он непременно навещал Хайнемана и его семью.

Тревожно жилось Аденауэру в Берлине. Нацисты шумно утверждали добытую власть. Штурмовики вели себя непредсказуемо. Все партии, кроме НСДАП, были распущены. За коммунистами и социал-демократами велась охота. Арестовывали подчас всех, кто попадался под горячую руку.

Школьный товарищ Хервеген предложил пожить в монастыре Мария Лаах, где он служил настоятелем. Тихая местность в Эйфеле, недалеко от Андернаха, удаленность от крупных городов делали монастырь, живописно расположившийся на берегу озера, идеальным местом для уединения. Аденауэр разместился в одной из монастырских келий. Вместе с монахами участвовал в ежедневных службах. В дни, когда в монастырь съезжались посторонние люди, из кельи не выходил. Появилась возможность встречаться с женой и детьми. Из-за предосторожности не пользовался монастырской гостевой комнатой, а гулял с Гусей и детьми в саду или близлежащем лесу.

Как-то его посетил старый знакомый из Кёльна. Прохаживаясь по саду, Аденауэр расспрашивал о родном городе. И вдруг спросил:

— Как долго продержатся нацисты у власти?

— Думаю, два года, не больше, — услышал в ответ.

— Боже, тогда я стану слишком старым, чтобы восстановить свое положение.

Возраста Аденауэр не чувствовал. Говорил так в шутку. Собеседник не сомневался в этом и лишь укоризненно покачал головой.

В монастырской тиши Аденауэр много читал, выбирая книги преимущественно по истории и искусству. Размышлял над религиозными текстами. Некоторые биографы Аденауэра утверждают, что именно в то время, отталкиваясь от христианских догм, он пришел к выводу о возможности преодолеть классовую борьбу, депролетаризировать пролетариат и создать общество социальной справедливости. Подобные идеи легли в основу политического кредо Аденауэра в послевоенный период.

В начале 1934 года Хервеген получил указание от властей удалить Аденауэра из монастыря. Кто и почему дал такой приказ, осталось неизвестным. Аденауэр решил поселиться вместе с семьей в берлинском пригороде Нойбабельсберг. Он исходил из того, что, живя на виду, проще избегать преследований. Противодействовать национал-социалистам в какой-либо форме Аденауэр не намеревался. Легитимная власть оставалась для него понятием непререкаемым. К тому же нацисты еще не проявили в полной мере свою авантюристическую сущность, не обнажили до конца политику, основанную не на законе, а на волюнтаризме. Новый порядок, основанный на подавлении свободы человека, на безудержном, граничащем с безумием национализме и шовинизме, находился еще в стадии становления.

Семья Аденауэра арендовала недорогой дом. Продавали ранее приобретенные картины. Получили крупную сумму денег по страховке за украденные драгоценности. Старшие дети не обременяли семью. Конрад закончил учебу и поступил на работу в компанию АЕГ в Штутгарте, Макс работал в земельном суде в Кёльне, Риа училась в Париже, но прервала учебу и отправилась воспитательницей в Шотландию. Вскоре она вышла замуж за промышленника Вальтера Райнерса.

Расправа эсэсовцев с Ремом и его штурмовиками в конце июня 1934 года вызвала волну арестов и репрессий. Арестовали и Аденауэра. Оснований для предъявления ему какого-либо обвинения не нашлось. Через два дня он вернулся домой. Полиция установила за ним постоянное наблюдение, хотя осуществлялось оно не слишком строго.

В августе 1934 года Аденауэр обратился с письмом к нацистскому министру Фрику, в котором заверял, что он лоялен по отношению к национал-социалистической партии и имперской власти. Инцидент с флагами на мосту в Кёльне объяснял желанием порядка и ответственностью за него городских властей, а не антинацизмом и антигитлеризмом. В заключение письма обращался к министру с просьбой о назначении ему пенсии для содержания семьи. Аденауэру в то время шел 59-й год.