Клара Лучко - Я - счастливый человек

И я думаю: неужели тот кинематограф, в котором ты смеешься и плачешь, любишь или ненавидишь, спокойный или взрывной, наполненный внутренним трагизмом или психологическими нюансами, неужели он уходит? И на смену ему идет нечто другое? Неужели останется только театр, а кинематограф будет совершенно другой?

Еще не так давно с развитием телевидения предрекали гибель газет. Но они выдержали и живут. Теперь рассуждают о новой угрозе — Интернете. Кто знает…

О кинематографе ведь тоже было немало толков, как ему совладать с телевидением. Но все уже ясно — они действуют вместе, и неизвестно, есть ли побежденные и победители в этом споре.

Конечно, кинематограф, чтобы не отстать от времени, должен овладеть новой технологией. Но сохранит ли кино свою живую душу, свое истинное предназначение в двадцать первом веке?

Мне хотелось бы в это верить.

Театр киноактера выделил нам комнату в коммунальной квартире на Песчаной. Нам обещали, что скоро будет расселение и все получат отдельное жилье.

Видимо, разговоров было так много, что однажды мне приснился сон, будто я получаю квартиру в каком‑то сказочном доме. Все комнаты обставлены мебелью, и мне говорят: выбирай квартиру. В этой ты хочешь жить или в этой?..

Домашние надо мной посмеялись, а я собралась поехать к портнихе примерить новое платье.

Жила портниха на Пятницкой улице. Во время примерки к ней пришла женщина. Она рассказала, что получила ордер на квартиру в высотном доме, в нем более тридцати этажей и стоит он на берегу Москвы — реки.

Я слушала и думала: ведь я же видела сон, что я тоже получаю квартиру в каком‑то сказочном доме.

Я решила поехать и посмотреть, похож ли этот дом на тот, который я видела во сне.

— Какой адрес этого дома? — спросила я у женщины.

— Котельническая набережная.

Я вышла от портнихи, взяла такси и как бы автоматически назвала адрес. Мы подъехали на Котельническую набережную, и я увидела «сказочный дом».

То ли сон был вещий, то ли судьба мне улыбнулась, но квартиру в этом доме я получила.

Это была первая и единственная квартира в моей жизни.

Наш высотный дом всегда был в центре внимания. Когда осудили культ личности, пресса писала, что в «высотке» живут лишь чиновники да какие‑то особые генералы. Как бы люди недостойные.

Дом огромный. Это целый город. Наверное, жили в нем и такие люди, о которых писали. Но те, кого я знаю, с кем близко знакома, — люди уважаемые: Михаил Жаров, главный режиссер Театра имени Маяковского Николай Охлопков, выдающийся актер Художественного театра Павел Массальский, солист Большого театра Александр Огнивцев. Были и композиторы — Никита Богословский, Анатолий Новиков, Вано Мурадели, Борис Мокроусов. И жили знаменитые писатели — Александр Твардовский, Константин Паустовский, Михаил Пришвин. В нашем доме поселились Марина Ладынина, Лидия Смирнова…

В прежние годы сохранялась память о тех, кто ушел. На доме открывались памятные доски. Но это было давно…

У центрального подъезда стоят скамейки. Сидят бабушки, рядом коляски, играют дети. Проходят молодые люди, и мало кто знает, что на скамейке актриса, когда‑то ее называли «Серебряный голос России». И другая — легендарная укротительница тигров…

Какое страшное слово — одиночество. Позади огромная жизнь: успех, поклонники… И вот одиночество. Каждый раз, когда я проходила мимо, у меня сжималось сердце. Ведь никто из нас не знает, что его ждет… Но каждый раз я думала: что бы со мной ни случилось — я никогда не буду сидеть на скамейке.

Однако одиночество в нас самих, где бы мы ни были и что бы ни делали.

Изредка я видела на скамейке Михаила Ивановича Жарова. Он был тяжело болен, подолгу лежал в клинике и когда выходил из больницы, то уезжал на дачу. Но иногда я видела его — похудевшего, постаревшего.

Я присаживалась рядом. Он интересовался, что нового в кино, где я снимаюсь, мы вспоминали, как вместе играли в «Красных листьях». Он и в жизни оставался простым, добрым человеком, сохранившим до последнего дня чувство юмора.

Потом его не стало. Прощание с Михаилом Ивановичем Жаровым было в Малом театре. Там собрался весь актерский цвет Москвы. А когда мы вышли из театра после панихиды, то оказалось, что вся площадь заполнена народом. Люди стояли в скорбном молчании и ждали, пока вынесут гроб, чтобы попрощаться с любимым актером.

Часто сидела на скамейке перед домом и Фаина Георгиевна Раневская. Она была одинока. К ней приехала сестра из Парижа, они не виделись много — много лет. И сестра была страшно удивлена: как же так, у Раневской нет своего дома, нет дачи, нет машины. Она думала, что приедет к богатой сестре, знаменитой на всю страну, а у Фаины Георгиевны была небольшая двухкомнатная квартира. Они оказались чужими, не понимали друг друга, и Фаина Георгиевна под любым предлогом уходила из дома.

Бывало, увидев кого‑нибудь из актеров, она сразу встанет со скамейки, подойдет и возьмет под руку:

— Я вам расскажу случай, который был со мной в жизни.

Или:

— Я сейчас вспоминала свою роль в старом спектакле. Оказывается, я совершенно неправильно ее играла. Если бы я играла теперь, то играла бы по — другому.

Раневская, о которой ходили легенды, страдала от одиночества.

Она была остроумной, просто так ничего не говорила. Рассказывали, что в годы войны, когда эвакуировали театр в Среднюю Азию, она вышла на перрон и громко произнесла:

— Да, это очень средняя Азия…

Эту крылатую фразу помнили многие годы. Яркая, талантливая, единственная и неповторимая Фаина Георгиевна!

Как‑то пожаловалась мне, что у нее больная печень, а она боится врачей и не знает, к кому обратиться. У меня был знакомый профессор, знаменитый медик. Я с ним договорилась и повезла к нему в клинику Фаину Георгиевну.

— Кларочка, — спрашивает она, — как вы думаете, ничего, что я надела черное белье? Это не будет смущать вашего профессора? Для меня мучение, когда меня осматривает врач — мужчина.

Все у нее было не так, как у всех, все было по — своему, все было оригинально. Выдающаяся актриса… В театре ей поклонялись, публика ее обожала, многие мечтали с ней подружиться, но в жизни она была одна — одинешенька. Она сидела на скамейке у высотного дома и ждала кого‑нибудь, чтобы просто поговорить…

В нашем доме жил Владимир Канделаки, обаятельный и веселый человек. Как‑то он предложил нам поехать отдыхать в Прибалтику. А там как назло на две недели зарядил дождь. Каждое утро Канделаки выходил на балкон дома отдыха и говорил:

— Наконец‑то погода проясняется…

Но дождь продолжался. Отдыхающие купались под дождем, гуляли под дождем и под дождем уехали. Потом, часто встречаясь возле дома, я говорила: